Крот Филипп и мышка По

Балина Ирина

– Гилберт! – заорал он. Этот возглас раскатился по лесу, как гром. Птицы поднялись с деревьев, с листьев опали последние капли дождя.

– Я… я… – промямлил лис.

– Ты посмел показать сюда свою трусливую морду? Снова? Значит, ты наконец-то взялся за работу?

– Я…

– Я не принимаю твоих жалких разговоров! Встал лапами на мою землю, значит, выполнил то, что должен был выполнить для меня. Или тебе не унести отсюда своей плешивой шкуры!

Медведь всё ближе подходил к нему, пока зловоние из его пасти не ударило горячей струёй в нос лиса.

– Ты сделал то, что должен был сделать для меня? – прорычал медведь, пуская клубы пара в прохладный

воздух. – Ты, может быть, не знаешь, что мне известно, ты охотился ночью в моих владениях! Ты – глупое животное! – медведь замахнулся и отбросил лиса на десяток шагов назад. Обессиленный зверь ударился о дерево, сполз по стволу и упал ничком на землю. На дрожащих лапах лис поднялся и всё так же, не глядя медведю в глаза, произнёс: «Я нашёл. Я нашёл лучшее место для вас в Зелёном Лесу. Сегодня вечером, на закате, оно будет вашим».

– Сегодня же! – взревел медведь и поднялся на задние лапы.

Лис съёжился и припал к земле.

– Сегодня же… – шептал он, повторял он много раз, – и мне снова можно будет охотиться на моей земле? Вы, вы отдадите мне её?

– Хе-хе! Рр-ууаа! – рявкнул медведь. – Твои земли никудышные всё равно. Забирай их, когда приведёшь меня к этому месту.

Медведь удалялся вглубь валежника, а лис стоял, озирался по сторонам и дрожал. Он чувствовал медвежий запах повсюду. Даже когда не был здесь, теперь он чувствовал его всегда, тяжёлый, смрадный, нависший над ним, как грозовое облако.

Когда земля перестала хлюпать под тяжёлыми лапами удаляющегося медведя, лис повернулся и побрёл обратно в лес.

Промокшего усталого лиса увидели в то утро две пары глаз. Филипп и По сидели под небольшим навесом у мышиной норки и пили чай. Горячий сладкий напиток аппетитно дымился по прохладному утреннему воздуху. По несколько раз юркала в норку, чтобы вынести угощения к чаю, а потом вместе с Филиппом уселась под навесом, и они с наслаждением принялись завтракать.

– Ну и выдалась же ночка! – говорил Филипп. Гремело и трясло так, что земля сыпалась на голову.

– А у меня с потолка текла вода, – вздыхала По. Пришлось ведром выносить её наружу. Утихло только под самое утро, тогда и удалось немного поспать.

– Несладко же вам пришлось, – покачал головой Филипп.

– Это ничего, – с улыбкой ответила По, – зато дождик спел мне продолжение песни ветра.

– Я бы с радостью послушал его.

И По пересказала Филиппу, что она услышала от дождя в ту ночь:

Его ль молитва велика,Иль солнцу жалко светляка,Но вдруг подул холодный бриз,И дождь полился с неба вниз.«Как быстро набежали тучи!»Подумал путник. Лес могучийЗелёной кроной зашумел,Он рад был – тоже пить хотел.Наш путник высунул языкИ к капелькам дождя приник,О, как прохладна и свежаПогода!

Пела вновь душа!Который час грохочет гром,И путник уж скорбит о том,Что весь до ниточки промок,От холода не чует ног.

А потом заговорил Филипп: «Знаете, По, а это очень хорошо, что мы с вами встретились. Заходите как-нибудь и вы ко мне на чай. Потолкуем о том о сём. В Зелёном Лесу решительно не с кем общаться, кроме вас. Знай я это, возможно, никогда бы и не поднялся наружу».

– Но как же? – прервала его По. – А река? А звёзды? А светлячки? А ветер и дождик? Разве вы согласитесь теперь не видеть, не знать, не чувствовать всего этого?

– Бесспорно, всё это замечательно! – отозвался Филипп. – Зелёный Лес поразил меня своей красотой, но глубоко разочаровал своими обитателями.

– Что вы имеете в виду?

– К примеру, Эдмунд…

– Ах, Эдмунд и Марта? Чудное кроличье семейство! У них, кажется, шестеро?.. Нет, уже семеро малышей!

– Я бы сказал чудное. Все бегают, суетятся! За такой оравой не уследишь. Они и под ногами-то мешаются. А Марта! Марта – несносная упрямая крольчиха. Похоже, она так насела на Эдмунда, что он совсем перестал быть кроликом, он теперь все дни напролёт проводит на работе, а в выходные вынужден терпеть засилье крольчат в своём доме.

– А по мне так вполне счастливое семейство. Им некогда скучать, всегда полно дел.

– Чересчур!

– А как приятно видеть, как подрастают малютки.

– А как неприятно устранять каждый раз беспорядок, который они создают.

– Ну а бобры? Как же бобры? Разве не удивительно то, как они смогли построить такую огромную плотину?

– Громадина перекрыла ход реке и завалила один из моих проходов. К тому же бобры – огромные сопящие звери, довольно гадкие вблизи и глуповатые на деле.

По вздохнула и задумалась. Она хотела ещё многое сказать Филиппу, но решила сделать это позже. А в это время Филипп продолжал, он уже не мог остановиться. Поминутно отхлёбывая чай, он стал восклицать всё громче и громче: «А этот лис Гилберт! Он чуть было не съел тебя на той полянке, помнишь? Прохвост, каких свет ещё не видывал! Да, звери глупы, и он глуп, но как он навязчиво обходителен в своей этой глупости! Какой подхалим и лжец!». Казалось, Филипп говорил ещё долго, но По слушала его лишь одним ухом. Вторым она внимала просыпающемуся лесу, пению птиц, шелесту листочков.

– По, дорогая моя По, с меня хватит знакомств с населением этого леса. Я никому здесь больше не подам лапы. Никому, кроме вас.

Филипп наконец выдохся и замолчал. Он стал замечать, что По уже давно не слушает его речей.

– М-мм… – как бы невзначай промычал он, – кажется, чай совсем остыл.

– Сейчас мы это исправим! – отозвалась, словно пробудилась от спячки, По, и исчезла в глубине своей норки.

Чудесное утро в тот день поднялось над лесом. Птицы пели особенно громко, а воздух был невероятно свеж после ночного дождя. Впрочем, на небе за весь день так и не показалось ни облачка, поэтому под яркими лучами солнца лес просох очень быстро, и в воздухе повисло марево. Поговаривали, что эта жара – предвестник не меньшего ливня. Но ливня в тот день не случилось. Случилось кое-что совсем другое…