«Крот» в окружении Андропова
Шрифт:
Я думаю, Линда со временем догадалась, кто я, на кого я работаю. Но вида не подавала. Я же не раскрывался. В этом не было необходимости. Для нее это не имело никакого значения. Сколько раз я вспоминал ответ из Центра на ту мою «победную реляцию» — мне было предложено воспитывать у «объекта вербовочной разработки» чувства симпатии к Советскому Союзу и его миролюбивой внешней политике и осуждения милитаристских происков США. Ставился вопрос о «введении в разработку материального фактора», то есть выплаты Линде денежных вознаграждений: ценность передаваемых ею документов не вызывала сомнений. Да разве я мог объяснить начальству, что так называемый «оперативный контакт» был, по сути, своеобразным прикрытием наших личных с ней отношений? Что любой намек на «материальное вознаграждение», любое подозрение,
Я до сих пор помню ее взгляд, он проникал в самое сердце. И тогда казалось, что нет никакого регионального центра ЦРУ, никаких заданий из Москвы. Никого и ничего, кроме нас…
Через год и восемь месяцев Линду перевели на работу в другую страну. Расставаясь, мы, как все влюбленные, клялись помнить друг друга и счастье, выпавшее на нашу долю. Я храню ее фотографию, забавный приз за лучший танец, снимок дома, в котором она жила. Я часто думаю: была это любовь или увлечение? Прошло столько лет, но мне, пожалуй, трудно ответить даже самому себе. Знаю только, что такое случилось лишь один раз за все мои загранкомандировки…
У меня замечательная жена, взрослые дети, чудная внучка. Я всех их люблю, они любят меня, мы счастливы. И если ты спросишь, считаю ли я справедливым порядок, при котором разведчик имеет право на «интимный контакт» с иностранкой только с санкции Центра, я отвечу: «Да, считаю». Не случайно же это — закон всех разведок мира.
Другое дело, что всякое правило имеет исключения, применять его механически нельзя. И в жизни разведчика, как и любого человека, бывают обстоятельства, которые невозможно уложить в установленные схемы.
ШТРИХИ К ПОРТРЕТАМ /2001-2003 г.г./
Человек, переигравший Отто Скорцени
В давнем советском боевике «Тегеран-43» бесстрашный и сексапильный разведчик, присланный из Москвы в столицу Ирана со спецзаданием, лихо обезвреживал гитлеровских террористов, готовивших покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля. В этом фильме три правды. Первая: в конце 1943 года в Тегеране состоялась конференция «большой тройки». Вторая: фашисты готовили покушение на лидеров СССР, США и Великобритании. Третья: советская разведка ликвидировала террористов.
Но есть в фильме и одна неправда: эту, ставшую классической, антитеррористическую операцию осуществил не заезжий Джеймс Бонд отечественного розлива, а резидент нашей разведки в Иране Иван Иванович Агаянц. Человек, который своим внешним видом никак не тянул на супершпиона: худой, высокий, измученный туберкулезом, с тихим голосом и торопливой походкой, он скорее смахивал на профессора, музыканта, адвоката. У него был именной «Вальтер», да и стрелял он в тире отменно, но ни разу в жизни не воспользовался пистолетом в «деле». Его оружием было доскональное знание искусства разведки, умение мгновенно ориентироваться в любых обстоятельствах, глубоко и всесторонне анализировать их, оценивать и принимать наиболее рациональное решение. Его заслуги не ограничиваются тегеранской эпопеей.
В один из августовских дней 1943 года резидент советской разведки в Тегеране Иван Агаянц получил из Москвы указание срочно вылететь в Алжир с паспортом представителя СССР в комиссии по репатриации на имя Ивана Лвалова и принять участие в организации представительства СССР при Национальном комитете сражающейся Франции.
Это была официальная версия поездки или, как говорят в разведке, легенда. В действительности же советскому разведчику было дано задание разобраться в том, что представляет собой возглавляемый де Голлем Национальный комитет сражающейся Франции (НКСФ), какие реальные силы за ним стоят, каковы шансы де Голля стать национальным лидером Франции. Необходимо было также выяснить взгляды генерала на послевоенное устройство Европы и характер его взаимоотношений с американцами и англичанами. Ну и, конечно же, поинтересоваться, чем занимаются в Алжире американская и английская разведки, каковы их позиции в НКСФ.
КТО ЖЕ ВЫ, ГЕНЕРАЛ ДЕ ГОЛЛЬ?
Срочность задания, равно как и его важность, объяснялись достаточно просто. Через месяц-другой в Тегеране открывалась конференция «Большой тройки» — Сталина, Рузвельта и Черчилля. И одним из ключевых на ней считался вопрос о послевоенном устройстве Европы.
Сталин располагал достоверной разведывательной информацией о том, какой виделась послевоенная Франция в Вашингтоне и в Лондоне. Ему было также известно, что американцы делали ставку на генерала Жиро и с его помощью старались прибрать к рукам французское движение Сопротивления, установить военный и политический контроль над Северной Африкой — Алжиром, Тунисом и Марокко, колониями Франции. Главным препятствием на пути к достижению этих целей американцы считали «несговорчивого» генерала де Голля. А потому вместе с англичанами делали все возможное и невозможное для того, чтобы, как выразился Антони Иден, тогдашний министр иностранных дел Великобритании, «не дать де Голлю ни малейшего шанса создать единую французскую власть до высадки союзников во Франции, а тем более — сформировать правительство, поскольку тогда уже его не удастся отстранить от власти».
И. И. Агаянц
Все это Сталин знал. Но у него были смутные представления о самом генерале де Голле, его реальных возможностях, отношении к Советскому Союзу, США и Англии. Этот существенный пробел надлежало восполнить Агаянцу-Авалову.
…«Третьего сентября 1943 года посетил генерала де Голля по его приглашению. В начале беседы он поинтересовался положением на советско-германском фронте, внимательно выслушав меня, заметил, что немцы располагают еще достаточно большими резервами. И тут же подчеркнул, что уверен в победе Красной Армии, так как у нее много преимуществ.
Относительно высадки союзных войск в Калабрии де Голль не без иронии отметил, что военные действия там ведутся ни шатко, ни валко, поскольку, мол, «очень высокие горы». И уже вполне серьезно продолжил, что союзным войскам впервые довелось там столкнуться с немецкими дивизиями. И хотя эти дивизии недавно подверглись в Сицилии мощным ударам, они, по-видимому, еще достаточно сильны, чтобы противостоять англо-американским войскам.
Что касается Национального комитета сражающейся Франции, то де Голль весьма оптимистически оценил его нынешнее положение и ближайшие перспективы. При этом добавил, что открытие советского представительства при комитете свидетельствует о действительно дружественных намерениях советского правительства в отношении Франции, способствует укреплению единства французов и предоставляет комитету возможность решительно противостоять вмешательству американцев в его дела. Откровенно признав наличие серьезных расхождений с Жиро, генерал выразил твердую решимость добиваться отстранения от дел всех своих политических противников, в том числе и Жиро. По его словам, как раз сегодня состоялось заседание комитета, на котором принято решение при первой возможности предать Петэна и его сторонников суду. « Посмотрим, как теперь они, американцы, и Жиро осмелятся привезти вишистов в Алжир», — резюмировал де Голль…
Затем он перешел к вопросу о принципах политической организации Европы после войны. Он считал, что Европа должна базироваться на дружбе между СССР, Францией и Англией. Но первостепенную роль в организации должны играть только СССР и Франция. Англия же, как великая держава, имеет свои интересы главным образом вне Европы. Поэтому она должна заниматься прежде всего неевропейскими проблемами. Что же касается Соединенных Штатов, то, по словам генерала, они тоже не могут стоять в стороне от решения международных вопросов. «Тем не менее, Европа, — как бы подвел итог он, — должна определиться сама. Мы и вы должны организовать послевоенную Европу. Совместно нам будет легче решить и судьбу Германии».