Кровь Асахейма
Шрифт:
На Бальдра Фьольнира было проще смотреть, чем на его боевого брата. Его борода была не такой клочковатой, а кожа не так испещрена следами ожогов и ударов. Он был худощавый, но крепкий, улыбчивый, с ясными глазами янтарного цвета. Он носил длинные волосы, в которых встречались светлые пряди песочного цвета, еще со времен, когда он сам был одним из Когтей.
— Ты ждал меня здесь, внизу? — уныло спросил Хафлои, потирая шею. — Я слышал, как с корабля спрыгнул только один из вас.
Ольгейр снова рассмеялся. Его уродливое лицо, казалось, было создано для этого низкого, грохочущего горлового звука, который исторгался из его похожей на бочку груди.
— Он
Бальдр продолжал улыбаться. В его выражении не было злобы. Этот красивый воин не был похож на человека, способного на невероятную жестокость, которая требовалась при его роде занятий, но Хафлои не был настолько глуп, чтобы сомневаться в том, что при необходимости Бальдр проявит себя и с этой стороны.
— Мы спрыгнули вместе, — объяснил Бальдр. — Запомни: это то, что могут сделать враги. Они постоянно нарушают правила подобным образом.
Хафлои был не в том настроении, чтобы попасться на приманку. По мере того, как его тело восстанавливалось, чувство гордости сменялось унынием.
— Моркаи, — выругался он и размял шею, покрутив головой. Когда прекратился приток адреналина, он почувствовал, как на него наваливается боль и ломота во всем теле. Он выложился как следует в этот раз, сильнее, чем когда-либо. — Это, должно быть, шутка. Шутка. Это невозможно.
Ольгейр поднял бровь.
— Думаешь? — спросил он. — Такой недоверчивый — я думаю, в конце концов ты справишься.
Он был измотан, доведен до предела бесконечными тренировками, непрекращающимися испытаниями. Его уже много дней проверяла стая, к которой он даже не хотел присоединяться. Но он не дрался всерьез уже много недель. Он не стрелял из настоящего оружия и не бежал на реального врага с клинком в руке.
Хафлои переключил внимание на Ольгейра.
— Тогда сразись со мной сейчас! — огрызнулся он. — Один на один. Я сверну твою жирную шею.
Ольгейр одобрительно хмыкнул. Бальдр покачал головой.
— Нет, не свернешь, — спокойно ответил он. Хафлои услышал приглушенный хруст вдалеке — это приземлился «Громовой ястреб». — Ты пойдешь с нами, и я покажу, что ты сделал не так.
Серый Охотник смотрел на Хафлои, его лицо было серьезным. Глядя в его глаза, Хафлои понял, что у него, как и дюжину раз до этого, нет выбора.
— А потом мы все повторим, — сказал Бальдр. — И еще раз. До тех пор, пока ты не сможешь убить нас, как тебе было приказано.
В горячей мутной тьме раздавался лязг, ритмичные удары, похожие на бой барабанов на древних галерах. Искры, вылетавшие из светящихся зияющих пастей тысячи плавилен, сыпались на каменный пол, отскакивали от него и угасали.
Гуннлаугур оторвал взгляд от магмовых отсветов кузнечного цеха и посмотрел на далекую крышу, однако ему не удалось ее разглядеть. Толстые столбы дыма поднимались ввысь, смешивались и сгущались перед тем, как унестись через скрытые воздуховоды. Шумы кузницы буйствовали вместе с ними — нестройный, перекрывающий друг друга гул размягченного жаром металла, которому пытаются придать форму с помощью множества громадных молотов.
Расплавленная сталь стекала по желобам, как речная вода, плескалась, переливалась через край. Пузатые чаны с расплавленным металлом наклонялись, чтобы залить его в формы. Конвейерная лента из адамантиевых сегментов безостановочно двигалась, переправляя металл от круглых охладительных ванн к наковальням, обратно в печи, раз за разом через операции проковки, формовки, гибки, придания клиновидной формы и закалки, пока не получались заготовки для оружия. Их почтительно уносили сервиторы с пустыми глазами, для того, чтобы техножрецы и железные жрецы могли закончить работу и благословить оружие.
Надо всем этим нависали безмолвные изваяния древних богов кузни из кованой бронзы, установленные наверху каменных колонн. Эти бронзовые изваяния блестели и переливались в мрачном свете неугасающего пламени, спокойно и загадочно глядя через изменчивую полутьму Хаммерхолда на то, как работает армия получеловеческих оружейников.
Гуннлаугур оторвал от них взгляд и размашистыми шагами прошел мимо работающих механизмов. Он уже очень давно не спускался в эти глубины, но все выглядело точно так же, как в любое из прошлых посещений. В кузне стоял тяжелый запах: резкая, едкая, неперебиваемая смесь смога, пара и пота ударила ему в нос. Едва хватало свободного места, чтобы размахнуться топором, и совсем некуда было бежать. Место вызывало приступ клаустрофобии, казалось, что это какая-то часть преисподней очутилась в мире живых.
Немногие Небесные Воины приходили в Хаммерхолд без серьезной причины. Гуннлаугур не был исключением. Прошло больше часа, прежде чем он нашел того, кого искал, и для этого ему пришлось уйти далеко от шумных главных залов. Наконец, повторяя путь, который он проделал в прошлый раз, он проскользнул в боковые залы и прошел вниз по грузовым настилам, уворачиваясь от тяжелых гусеничных транспортов, выбиравшихся из глубинных хранилищ с рудой.
Грохочущий звон превратился в приглушенный рокот. Его путь лежал в зал поскромнее, менее двадцати метров в высоту и тридцати в ширину. С почерневшего потолка не смотрели образы богов, там был только голый камень, обработанный под готические арки. Одинокая наковальня стояла в центре, черная и громоздкая, сверкающая в темноте. Рядом печь высотой в два человеческих роста, в ней горели раскаленные угли, из-за которых воздух у небольшого просвета дрожал от жара. Рядом с печью находилось еще несколько предметов: стойка со множеством кузнечных инструментов, котел с водой, железные ящики, доверху набитые слитками металла, — но помимо этого комната была практически пустой.
По этому залу не бродили сервиторы, здесь не было конвейеров, которые подвозили сырье к захвату молота. Меньше одной единицы оружия в год сходило с этой наковальни. И все же Арьяк работал усердно: намного больше образцов разрушалось их создателем до того, как они попадали к железным жрецам для благословения. Редко кому ярлы позволяли так работать.
Арьяк, прозванный Каменным Кулаком, был особенным.
Человек-гора стоял над наковальней, словно морозный великан, нависающий над распростертой жертвой. Толстые пластины его брони в свете печи отсвечивали кроваво-красным, на них выделялись выбитые руны, которые спускались от наплечников по всей длине наручей. Его лысая голова, покрытая каплями грязного пота, была склонена.
На наковальне лежал раскаленный светящийся клинок. Арьяк искусно работал над ним, используя небольшой молот для придания острию нужной формы. Зрелище было странным: огромная фигура Арьяка, которая казалась еще больше из-за толстых пластин керамитовой брони, осторожными ударами обрабатывала серебристую полосу металла, лежавшую на наковальне.
Гуннлаугур не произнес ни звука. Он остался в тенях, почтительно наблюдая за работой. Арьяк не обращал на него внимания. Молот поднимался и опускался, блестя в отсветах пламени, выбивая искры, с которыми из металла уходили инородные частицы.