Кровь богов
Шрифт:
Перепуганный конь взвился на дыбы и сбросил седока. И вот, уже через мгновение, вместо одной слитной фигуры – всадника на лошади – виднеются средь равнины две отдельные: на земле неподвижно распростерся человек в белых одеждах, а конь в испуге несется на юг.
Гордон, опасаясь обнаружить себя, некоторое время лежал неподвижно. Он знал, что араб мертв. Подобное падение с крупа лошади убило бы любого. Но могло статься, что преследователь не один и его люди затаились неподалеку в песках.
Солнце палило нещадно. В небе появились стервятники – черные точки, делающие большие круги и
Гордон поднялся и посмотрел на мертвого верблюда. Он стиснул зубы – это конец. Опытный путешественник, он прекрасно осознавал, что смерть верблюда в данной ситуации могла означать и его собственный конец. Американец посмотрел на запад, где струились горячие волны знойного воздуха. Ему предстоял длинный, долгий путь по раскаленным пескам пустыни.
Отвязав бурдюк и переметную суму, Гордон взвалил поклажу себе на плечи. Держа винтовку наготове, он двинулся вверх по тропе мерным ритмичным шагом, позволяющим, не уставая, час за часом покрывать многие мили.
Подойдя к телу, недвижно застывшему на песке, Борак, оперевшись на приклад винтовки, постоял немного. Бедуин, которого он убил, оказался из племени рувейла – это было совершенно ясно. Перед американцем лежал высокий, жилистый грабитель пустыни, с хищным лицом и волчьим сердцем. Пуля попала ему в грудь. Этот человек ехал на ненавьюченной лошади, а не на верблюде, и это означало, что где-то поблизости находится отряд его соплеменников. Гордон пожал плечами и двинулся далее по тропе, держа винтовку на сгибе руки. Кровавый счет между ним и Шаланом ибн Мансуром был открыт давно. Ну что ж, у источника Эмир Хана вражда их закончится раз и навсегда.
Размеренно шагая по тропе, он думал о человеке, которого собирался предупредить об опасности. Арабы называли его Аль Вазиром, потому что когда-то он был султаном Омана. Однако на самом деле он был русским дворянином, скитавшимся по свету с какой-то таинственной целью, которую Гордон никак не мог уразуметь, хотя неуемная жажда приключений и его гоняла по всей планете. Мечтательная душа славянина стремилась к чему-то большему, чем материальные блага. И положение, и богатство, и власть – все это как песок ушло сквозь пальцы у Аль Вазира. А он глубоко погрузился в изучение древних религий и философских доктрин, ища ответ, который помог бы разгадать смысл человеческого существования. Аль Вазира равно привлекали и мистицизм суфизма, и аскетические тайны индуизма, в то время как Гордона влекли к себе лишь опасность и риск.
Еще совсем недавно Аль Вазир был правителем Омана, самым богатым и могущественным человеком на Жемчужном побережье. Год назад он внезапно оставил двор и пропал. Только несколько избранных знали, что, раздав свое огромное богатство бедным и отказавшись от власти, он, подобно древним пророкам, удалился в пустыню, надеясь в аскезе и в медитациях получить ответ на вечную загадку жизни.
Гордон возглавлял отряд, состоявший из горстки верных слуг, – среди них бы и Салим, – которые знали о намерениях своего господина. Американец сопровождал Аль Вазира в этом путешествии, ведь мечтательного философа и энергичного авантюриста связывали прочные узы дружбы.
Если
Горячее солнце катилось к горизонту. Белое пламя светила постепенно превращалось в расплавленную медь. Наконец красный диск коснулся края пустыни. На его фоне отчетливо выделялась медленно движущаяся черная маленькая фигурка. Гордон упорно шел вперед, безостановочно шагая в унылые просторы Руб-эль-Хали – великой Аравийской пустыни.
3
Четкие неподвижные силуэты показались там, где светлая полоса восхода возвестила о начале нового дня. Гордон увидел верхушки пальм, словно вырастающих из бледнеющей темноты ночи, – верную примету того, что вскоре он подойдет к источнику Эмир Хана.
Пройдя еще немного, он тихо выругался. Удача, ветреная баловница, изменила ему. Голубой дымок едва заметной лентой таял в бледнеющем небе. В оазисе находились люди.
Гордон облизнул сухие губы. Бурдюк, мотавшийся при каждом шаге за его спиной, был пуст. Расстояние, которое можно покрыть за считанные часы, следуя по пустыне на горбу не знающего усталости верблюда, ему пришлось преодолевать всю ночь напролет, хотя и пешком он двигался с такой скоростью, которая была под силу немногим сынам пустыни. Даже для Гордона, несмотря на ночной холод, переход оказался крайне утомительным, хотя его железные мускулы переносили усталость с волчьей выносливостью.
Далеко на востоке виднелась голубая волнистая полоса. Это была гряда холмов, где находились пещеры Эль Хоур. Он все же опередил Хокстона, который, вероятно, с трудом двигается по южному тракту. Однако англичанин с компаньонами нагоняет его с каждым шагом. Гордон мог пройти незамеченным мимо людей у источника и продолжить свой путь. Но идти пешком, неся за плечами пустой бурдюк? Это было бы самоубийством. Он никогда не доберется до пещер пешком и без воды. Его уже сейчас мучит дьявольская жажда.
В глазах американца полыхнуло красное пламя, его темное лицо приобрело жестокое выражение. Вода была жизнью в пустыне. Жизнью для него и Аль Вазира. А там, в оазисе, была вода, верблюды, пища. Люди, его враги, имели и то и другое. Если они останутся жить, Гордону придется умереть. Таков закон волчьей стаи, закон пустыни. Он скинул пустые хурджины с плеч, взвел курок винтовки и пошел вперед, чтобы убить или быть убитым... не ради богатства, не ради женской любви, идеалов или грез, но ради воды... Воды в простом бурдюке из овечьей кожи.