Кровь богов
Шрифт:
– Пешком? Неся Октавиана? У нас будет больше шансов, если мы сдадимся прямо сейчас. Клянусь богами, Бруту сегодня улыбнулась удача, – вздохнул Цильний. – Не думаю, что он отдал приказ об этой атаке. Я не слышал никаких горнов, когда она началась, а ты?
Агриппа покачал головой. Вместе с восемью легионами они с Меценатом в ужасе наблюдали, как стоявшие на склоне солдаты безо всякого предупреждения побежали вниз. Друзья переглянулись и, одновременно подумав об одном и том же, метнулись к командному шатру, где лежал беспомощный Октавиан. Им удалось вынести его, пока легионы Брута еще не добрались до
Октавиан вдруг дернулся и начал сползать в черную воду. Меценат успел схватить его под мышки и затащил обратно на кочку. Его друг на мгновение открыл глаза и простонал что-то нечленораздельное, прежде чем они вновь закатились.
– Он весь горит, – Цильний тяжело вздохнул.
Несмотря на лето, вода оставалась ледяной, упрятанная от солнца тенью и камышами. Меценат задумался, ощущает ли Октавиан этот холод, и не поможет ли он справиться с лихорадкой, которая не отпускала их друга.
– Почему он никак не очнется? – спросил Агриппа. – В прошлый раз такого не было.
– В прошлый раз не было лихорадки. Я думаю, за последний месяц или около того он просто загнал себя. Несколько раз мне пришлось заставлять его поесть, но от него все равно остались кожа да кости. – Что-то зажужжало в ухе Мецената, и он хлопнул по нему, внезапно разозлившись. – Боги, если Брут или Кассий окажутся в пределах досягаемости моего меча, я этим шансом воспользуюсь, клянусь!
Солнце садилось, и темнота наползала на болото, казалось, поднимаясь с воды, как туман. Мецената и Агриппу замучили кусачая летающая живность, которых привлекала их измазанная грязью голая кожа. С суровыми лицами они устроились поудобнее. О сне в таком месте, где Октавиан мог в любой момент соскользнуть в воду и утонуть, не могло быть и речи. Им предстояла долгая-долгая ночь.
Гай Кассий сплюнул в чашу с водой, чтобы очистить род от желтой желчи, которая поднималась из желудка. Густая, яркая, она собиралась на дне и противно растягивалась. Командующий вытер губы куском материи, раздраженный тем, что тело предает его в такой момент. Желудок словно перекатывался внутри и горел, но Кассий убеждал себя, что это не страх.
Люди Марка Антония разрушили частокол так легко, словно тот вообще не был преградой. Они поднялись на стены Филипп и убили сотни солдат Кассия. Им не трудно было оттеснять его легионеров, в то время как на стены забирались все новые и новые их соратники.
Чтобы спастись, Кассий Лонгин отступил в северную часть города, где находился его командный пункт, но при этом потерял связь со своими офицерами. Теперь полководец понятия не имел, где находятся его легионы и исполняют ли они приказ защищать край болота. А еще он отослал пятнадцать тысяч охранять Эгнатиеву дорогу, хотя теперь и думал, что это было ошибкой. Этим он только уменьшил число защитников города в тот самый момент, когда на него напал враг.
Кассий протянул чашку своему слуге, Пиндару, который быстренько вынес ее из комнаты. С ним оставался еще и один из легатов, молодой человек по имени Титиний. Оторванный от легиона, он определенно чувствовал
– Мне нужно знать, что происходит, Титиний. – Нервозность легата раздражала Гая Кассия едва ли не больше всего. – Мы можем подняться на крышу?
– Да, конечно. Лестница за домом. Я покажу.
Они вышли из дома и обошли его сзади. Наружная лестница вела на крышу. Кассий быстро поднялся по ступеням, вышел на плоский пятачок и, оглядевшись, увидел легионы, которые покинули склон и переместились на равнину.
– Расскажи мне, что ты там видишь, Титиний, – попросил он.
– Похоже, легионы Брута захватили вражеский лагерь. – Легат сощурился. – Я думаю, враг отступил от лагеря, и уже за ним солдаты выстроились в боевой порядок… Слишком далеко, чтобы разглядеть подробности.
– А здесь? На гребне? Что тут происходит?
Титиний сглотнул слюну. Город растянулся чуть ли не на тысячу шагов, и на стороне гребня, обращенной к болоту, он видел огромное скопление пехоты и конницы. Там шел бой, но легат не мог определить, кто берет верх. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы посмотреть на запад, где солнце коснулось горизонта. До темноты оставалось не так много времени, и молодой воин понимал, что спокойной эта ночь никак не будет. Он покачал головой.
– Я не могу сказать, по-прежнему ли мы удерживаем город, но… – внезапно его внимание привлекла центурия всадников, которые ехали по улицам в сторону их дома. – Сюда едут всадники, – сообщил он своему начальнику. – Никаких знаков отличия.
– Они мои? – спросил Кассий, сощурившись. Он тоже посмотрел в ту сторону, куда указал Титиний, но фигуры всадников на таком расстоянии расплывались. Вновь командующий почувствовал во рту вкус желчи при мысли, что его схватят. Если Марк Антоний захватил город, он не мог рассчитывать на легкую смерть. – Они мои, Титиний? – повторил он свой вопрос. – Мне надо знать!
Его голос поднялся до крика, и легат поморщился.
– Я поеду к ним и выясню это до того, как они прибудут сюда. Ты все увидишь сам, – пообещал он.
Кассий смотрел на него, понимая, что этот человек готов пожертвовать ради него жизнью, если конница окажется вражеской. Он едва не отказался от этого предложения. Но время уходило, и если всадники служили под его началом и атака из болота была отражена, то Кассий мог снова взять ситуацию под контроль. Он протянул руку и сжал плечо легата.
– Очень хорошо, Титиний. Спасибо тебе.
Легат отсалютовал, после чего направился к лестнице и быстро спустился на улицу. Кассий проводил его взглядом.
– Сомневаюсь, чтобы я заслуживал такую верность, – пробормотал он.
– Что, что? – подал снизу голос Пиндар.
На лице молодого человека отражалась тревога. Кассий покачал головой. Он был столпом Рима и не нуждался ни в чьей жалости, что бы ни случилось.
– Ничего, юноша. Теперь ты будешь моими глазами, – произнес он в ответ.
Потом Гай Кассий посмотрел на солнце и нахмурился, увидев, что оно превратилось лишь в золотую полоску на западном горизонте. Небо полыхало закатом, и воздух оставался теплым. Полководец глубоко вдохнул, пытаясь продемонстрировать римскую выдержку в ожидании новостей о своей судьбе.