Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Это когда печенежский богатырь Темирхозя от нас побежал да на бегу был убит?
– тихо спросил молчаливый Громила.
– Должно быть, опять ходили за зипунами?
– ядовито вставил Кучка, намекая на зряшный поход.
– Доколе ты будешь ноздри мне щекотать, Степан?
– вспылил князь.
– Я долготерп. Но ты моё долготерпение не испытывай.
– Пока меня не сожгут, из твоей воли не выйду, - сразу осёкся Кучка.
– Тебя не сожгут, - пообещал князь, - По-христиански похоронят, а не по-вятски.
– Вятичи тоже христиане теперь, - робко возразил Кучка.
– Что это ты затеял строить на Боровицком
– громко через стол перебил нехороший разговор Андрей.
– Детей наплоди сперва, - не мог угомониться Гюргий, сверля малыми глазками Кучку, - У меня одиннадцать сыновей и две дочки, а у тебя по одному каждого полу.
– Стал усыновлять чужих, - вставила Амелфа.
Подали плечо баранье жареное с подбелом. Это отвлекло.
– Что я надумал строить?
– переспросил коснеющим языком Гюргий, оборотясь к Андрею.
– Я много чего построил на Боровицком холме. На месте языческого капища - церковь Иоанна Предтечи, неподалёку - церковь Спаса на Бору. Дворец не хуже, чем в Кидекше на Нерли под Суздалем. Из Суздаля дорога в Киев через Козельск далека, а через Красные села намного ближе. Потому быть здесь большому городу. Вот десять лет назад в устье Нерли на Волге построил я город Скнятин. И тут построю. Будет город Москов - по имени реки. И все Красные села в него войдут.
– И моё Кучково?
– мрачно спросил Кучка.
– И твоё Кучково. И Старое городище, и Заяузское… И потекут сюда товары со всех стран света.
– К нашей пристани у Николы Мокрого давно уж самые редкостные товары текут, - сказал Кучка.
– Прошлую пятницу я для своей боярыни у восточных гостей [79] гурмыцкий жемчуг купил.
– Что за гурмыцкий жемчуг?
– взглянул на Амелфу Гюргий.
– Пойдём, государь, покажу. Знатное огорлие [80] , - встала боярыня.
– В тёплых южных морях за этаким жемчугом ныряют на дно.
[79] ГОСТИ - здесь: купцы.
[80] ОГОРЛИЕ - ожерелье (в иных случаях - ошейник).
– Нырнём на дно, - тонко посмеиваясь, удалился с ней князь.
Пирующие поначалу этого не заметили. Лишь Короб Якун, опорожняя очередную чару, пробубнил:
– Корова не гостья, на повети сено видит.
Андрей был поглощён созерцанием Улиты и наконец обратился к Роду:
– Ослепительная у тебя сестра.
– Она мне не сестра, - сказал Род.
Владимирский князь за общим гомоном не расслышал его слов и сожалеюще затряс головой.
– Э, не был бы я женат!..
Время шло. Вот поднял чашу дружинник Громила, намереваясь провозгласить здравицу своему государю, и увидел, что места Гюргия и Амелфы пусты. Вот резко встала Улита и покинула стол. После её ухода Андрей обратил внимание на все окружающее, и неприятные мысли омрачили его. Ещё более сузив свои узкие глаза, низкорослый широкоплечий кубовастик вышел из-за стола.
– Куда же ты, князь?
– спросил Короб Якун.
– Я этого не люблю, - метнул взгляд Андрей на пустующие места Гюргия и Амелфы. И хмуро покинул пиршество.
Кучка, оставленный своими застольными соседями, выглядел одиноким зубом в стариковском рту. Поначалу он пытался изображать радушного хозяина, но постепенно умолк и совсем потемнел лицом.
Ещё много времени спустя вошла раскрасневшаяся Амелфа и заняла своё место на разрушенном пиру.
Громила подошёл к Яку ну Коробу:
– Пора и нам, дружище, восвояси. Государь уже отбыл.
В хоромах началось беспорядочное движение. Гости разъезжались. Никому не хотелось становиться свидетелем семейной распри, что вот-вот готова была разразиться за столом. Род незаметно покинул сени, намереваясь спуститься в свою одрину. При выходе его ожёг быстрый шёпот:
– Ступай за мной.
Пропустив вперёд девушку-чернавку, он поспешил следом, поняв, что это Лиляна. Она подвела к дубовой двери и легонько втолкнула юношу в тесную боковушку, сама оставшись снаружи.
Род очутился вдвоём с Улитой.
– Я пожелала видеть тебя. Мне так тяжело!
– Боярышня отошла к темной оконнице, нервно стискивая руки.
Род понимал её состояние и не знал, чем утешить.
– Теперь ты сам видишь причину моего бегства, - молвила она.
– Прежде не случалось такого, я думаю, - откликнулся Род.
– Такого, не такого! И почище случалось… Лучше бы я осталась в лесу. Нам бы с тобой было хорошо.
– Мне с тобой везде хорошо, - признался Род и осторожно обнял девушку.
Она порывисто обернулась, крепко обхватила его шею, припала лицом к груди.
– Зачем ты стал моим братом?
– Чтобы всегда быть рядом с тобой. Иначе бы нас навек разлучили.
Снаружи раздались тяжёлые шаги, короткий говор, и дверь распахнулась.
Род и Улита оторвались друг от друга. Перед ними был Кучка. За ним в дверном проёме - растерянное лицо Лиляны.
– Опять эта стерва Вевейка выследила, - сквозь зубы процедила Улита.
– Не братние, не сестринские у вас объятия, - дрожащим злым голосом произнёс старик.
Голос Улиты тоже задрожал.
– Прости мою погрубину, батюшка, не могу долее сносить твой позор. Руки на себя наложу или убегу на сей раз насовсем.
Степан Иванович прикрыл за собою дверь и опустился на кованый сундук.
– Ладно. Не горячись. Вся в меня. Только я свою горячность держу в узде.
– Он резко вскочил, шагнул к дочери и потряс перед ней сухонькими старческими кулаками, - Неужто не понимаешь? Мне пальцем шевельнуть нельзя! Князь, аки пардус, ждёт случая, чтобы меня пожрать. Так и задирает, так и поддразнивает. Сам изобретает миг для прыжка. Не по догаду говорю, знаю: я тут ему - кость в горле.
– А мачеха?
– задыхаясь, напомнила дочь.
Старик вновь рухнул на сундук и пол-лица спрятал в сморщенных руках.
– Амелфа - яд в его смертельных стрелах!
– При слове «яд» Кучка, как бы вспомнив о вчерашней пре [81] в одрине исцелённого Якима, глянул в сторону Рода, о присутствии которого забыл, казалось, и повелел:
– Ступай, Пётр, отдыхай. Да держи крепко наш уговор, как себя вести с сестрой. Понял ли?
Юноша, опустив голову, вышел. Не место было приёмышу при таком откровенном разговоре дочери с отцом.
[81] ПРЯ - спор, пререкания.