Кровь боярина Кучки

В лето от сотворения мира 6652-е, а от Рождества Христова в 1144 году киевляне увидели, как три солнца засияли над ними, три столпа поднялись к небу от земли, а ещё выше дугой встал месяц. Страшно сделалось очевидцам от такой красоты. И их можно было понять. Жизнь держалась непрочно, как изба на мёрзлом болоте. Держава, собранная варягами из покорённых славянских племён, вот-вот готова была распасться. То, что объединил Вещий Олег, чадолюбивый Владимир Красное Солнышко разделил между сыновьями. Нужды правящего рода возобладали над интересами страны. И дом Рюриковичей, и Киевская Русь от этого проиграли. Закон о престолонаследии, согласно которому великокняжеский стол по смерти правителя переходил не к старшему сыну, а к следующему по старшинству брату, перессорил и братьев, и дядей, и племянников. Набухающие злом распри стали решаться не на ковре, то есть путём переговоров, а на поле брани. Последним блеском сверкнула Киевская держава при Ярославе Мудром. Но, сумев собрать государство в одних руках, он повторил ошибку родителя, вновь по кускам

роздал собранное, ублажая властолюбивых детей. Удельная обособленность восторжествовала сызнова. Дядья с племянниками, как гарпии, дрались за лакомые куски - кому сегодня достался постный, тот завтра алкал урвать пожирнее. Владетели стали временщиками в своих уделах. Пирамида Рюрикова дома шаталась. Очередная смена хозяина в Киеве влекла перемену власти в южном Переяславле, Владимире Волынском, Турове и других поместных столицах. Перемены эти были непродолжительны. Необузданные аппетиты росли, исполчались дружины, осаждались города, грабились села. Призываемые на бойню хлебопашцы с конями не успевали хозяйство поставить на ноги. Но голодали-то не князья, а народ. «Мир стоит до рати, а рать до мира», - беспечно приговаривали многочисленные вожди, привыкшие не трудиться, а воевать. Привычка эта была пострашнее засухи. Ещё недавно в Новгородчине осьминка ржи стоила гривну, люди ели липовый лист, берёзовую кору, мох и солому, родители отдавали детей проезжим купцам, на улицах не успевали убирать трупы. Десяти лет не хватило новгородцам в себя прийти, а уж земной владыка суровостью превзошёл небесного. Дотянулся обиженный долгорукий Гюргий, взял Торжок - и перестал поступать хлеб из Суздаля. Цены скакнули вверх. За что ж князь такое нелюбье наложил на своих соседей? Новгород отказал в княжении сыну Гюргия Ростиславу. Хотя и выбрало его вече, когда новгородцам удалось вернуть свою демократию, отвоевать отчее право самим избирать посадников, тысяцких, старост, даже епископа с князем, да все это туманом развеялось перед силою власть предержащих. Опять в златоверхом Киеве перемены! Всеволод Ольгович Черниговский рассудил, что Мономашичи не по праву захватили великокняжеский стол. Его дед старше их деда. Значит, надо вопиющую несправедливость исправить. И без лишних разговоров великий князь, Мономахов сын Вячеслав, изгоняется из столицы удельным Всеволодом Ольговичем. Совсем иная ветвь Рюрикова дома воцаряется наверху. Отростки этой ветви тянутся в ключевые города, в том числе и в Великий Новгород. Вот у новгородцев и главоболие: что выбрать - голод или войну? Выпроводить Гюргиева сына - голод, не принять Всеволодова отпрыска - война. Бог помог избежать того и другого. После длительных препирательств стал княжить в Новгороде Святополк, Гюргию племянник, Всеволоду шурин. Однако надолго ли этот «мир до рати»? Мономашичи затаились, не ответив на внезапный удар Ольговичей. Другой племянник Гюргия - Изяслав даже «стал ездить около великого князя» - похитителя власти, целовал крест его брату Игорю Ольговичу как наследнику великокняжеского стола. Глубоко спрятал свои тайные мысли младший Мономашич. А мысли-то были, как булыжник, просты: вернуть Мономахову роду великое княжение тем же способом, каким оно было отнято, то есть силой. Если дядья опростоволосились, племянник им нос утрёт. И утёр Изяслав Мстиславич, внук Владимира Мономаха, утёр - но какой ценой! Все княжества содрогнулись вскоре от такой цены. Не потом, а кровью запахло на славянских землях. О недолгом правлении Владимира Мономаха взбаламученные люди вспоминали как о золотой поре. Умел внук Ярослава Мудрого держать родичей в узде. Всего-то десятилетие минуло, как выпала эта узда из крепкой руки, и какой занялся разор! Жизнь человеческая стала дешевле векши [1] , хотя свеча стоила одну векшу. За два года до Всеволодовой кончины пыль надвигающейся бури уже вызывала в людских гортанях першение. Вот почему знамение, увиденное киевлянами, многих повергло в ужас. В церквах священнослужители успокаивали народ, а в лесах волхвы предрекали тьмы тысяч смертей. Вот уж полтора века невозбранно воздвигались христианские храмы в Киевской Руси, в Новгороде Великом, на землях кривичей, вятичей, а капища с идолами все глубже прятались в дебрь. Но для необозримых лесоболотистых пространств полутора веков мало. Греческая вера хотя и входила в силу, однако пращуровская ещё тлела незатоптанным костром. Потому проповеди священников о небесном знамении чаще всего бледнели перед пророчествами волхвов. Рассуждая о трёх столпах, трёх солнцах и серповидном месяце над ними, простолюдины чесали в космах и теребили бороды: не к добру!

ГЕОРГИЙ (ЮРИЙ, ГЮРГИЙ) ВЛАДИМИРОВИЧ (прозвищем ДОЛГОРУКИЙ) - пятый по старшинству сын Владимира Мономаха, князь Ростово-Суздальский; род. в 1090 г., с 1155 г.
– великий князь Киевский, ум. в 1157г.

Его сыновья:

РОСТИСЛАВ (ум. в 1151 г.)

ИВАН (ум. в 1147 г.)

АНДРЕЙ (прозвищем БОГОЛЮБСКИЙ) - князь Владимирский, с 1169 г.
– великий князь; убит в 1174 г.

МИХАИЛ - великий князь с 1174г. ум. в 1176 г.

ГЛЕБ (ум. в 1171 г.)

ВЯЧЕСЛАВ ВЛАДИМИРОВИЧ - князь Туровский, старший брат Юрия Долгорукого; ум. в 1154 г.

ИЗЯСЛАВ МСТИСЛАВИЧ - внук Владимира Мономаха, племянник Юрия Долгорукого, с 1146 г.
– великий князь Киевский; ум. в 1154 г.

МСТИСЛАВ ИЗЯСЛАВИЧ - сын Изяслава Мстиславича, с 1167 по 1169 г.
– великий князь Киевский; ум. в 1170 г.

РОСТИСЛАВ-МИХАИЛ МСТИСЛАВИЧ - брат Изяслава Мстиславича, с 1154 по 1155 и с 1159 по 1167 г.
– великий князь Киевский

ИГОРЬ ОЛЬГОВИЧ - в 1146 г.
– великий князь Киевский; убит в 1147 г.

СВЯТОСЛАВ ОЛЬГОВИЧ - брат Игоря Ольговича, князь Новгород-Северский; ум. в 1164 г.

ОЛЕГ СВЯТОСЛАВИЧ - сын Святослава Ольговича, первым браком был женат на дочери Юрия Долгорукого, князь Новгород-Северский; ум. в 1180 г.

СВЯТОСЛАВ ВСЕВОЛОДОВИЧ - племянник Святослава Ольговича; ум. в 1194 г.

ВЛАДИМИР ДАВИДОВИЧ - князь Черниговский; погиб в 1151 г.

ИЗЯСЛАВ ДАВИДОВИЧ - брат Владимира Давидовича, с 1157 г.
– великий князь Киевский; убит в 1161 г.

ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВИЧ - муромский изгой, затем князь Рязанский; ум. в 1161 г:

ИВАН РОСТИСЛАВИЧ (прозвищем БЕРЛАДНИК) - галицкий изгой; отравлен в 1161 г.

ГЛЕБ АНДРЕЕВИЧ - младший сын великого князя Андрея Георгиевича Боголюбского; ум. на 20-м году жизни.

ДМИТРИЙ ЖИРОСЛАВИЧ,

АНДРЕЙ ЛАЗАРЕВИЧ КОСНЯТКО - бояре князя Святослава Ольговича.

ГРОМИЛО - воевода князя Георгия Владимировича Долгорукого.

ШВАРН - воевода князей Изяслава Мстиславича, затем Изяслава Давидовича.

АЗАРИЙ ЧУДИН - тысяцкий князя Владимира Давидовича.

МИХАИЛ (МИХАЛЬ) - боярин князя Владимира Мстиславича.

ГЕОРГИЙ СИМОНОВИЧ (ШИМОНОВИЧ) - ростовский тысяцкий.

СЕВЕНЧ - сын половецкого князя Боняка.

ЖИРОСЛАВ - воевода половецкий.

ФЁДОР (ФЕОДОРЕЦ) - епископ ростовский АНАНИЯ - игумен Федоровского монастыря в Киеве КЛИМЕНТ - митрополит киевский.

ЛАЗАРЬ - киевский тысяцкий.

РАГУЙЛО ДОБРЫНИН - тысяцкий князя Владимира Мстиславича.

УЛЕБ - боярин великого князя Изяслава Мстиславича.

КУЧКА СТЕПАН ИВАНОВИЧ - боярин московский.

УЛИТА - дочь боярина Кучки.

ЯКИМ - сын боярина Кучки.

ПЕТР - зять Якима Кучковича.

АНБАЛ, ЯСИН, ЕФРЕМ, МОИЗОВИЧ, КУЗЬМА, КЫЯНИН, ПРОКОПИЙ МИХН - Приближенные великого князя Андрея Георгиевича Боголюбского

КОНДУВДЕЙ - князь черных клобуков.

АБУ ХАМИД ал-ГАРАНТИ - испано-арабский путешественник (1080-1169 гг.)

Впервые охота не задалась. Три года городской жизни дали о себе знать. Мало того что кожа на лице понежнела и лесной гнус, прежде непривязчивый, теперь обнаглел. Главное - перестали быть послушными стрелы. Колчан почти пуст, но и заплечная охотничья сума пуста. Стыдно без удачи возвращаться домой, в Букалову келью [2] . Юный охотник вытянул непромокаемые долгари [3] из топкой кабаньей тропы и поднялся на крутой берег. Как раз на расстоянии одного дострела [4] у речной заводи журавль целился клювом в самую беспечную из лягушек. «Журавль не каша, еда не наша», - отвернулся охотник. Судя по солнцу, был пятнадцатый час [5] . И хотя дно лесное уже в сумраке, вершины ещё светлы. Зазевавшийся тетерев может дождаться меткой стрелы до наступления ночи. И юноша углубился в чащу.

Вдруг он застыл как вкопанный. То, что из-за ветвей увидел на тесной приречной поляне, не очень-то удивило. На палом бревне в греющих лучах солнца, пропуская сквозь пальцы длинные льняные волосы, сидела нагая русалка. На маленьких грудях, на округлых бёдрах блестели капли. Видимо, она только что из воды. Жителю леса таких дочерей водяного доводилось встречать не однажды. И голых, и волосатых, как лешие. Но леших он не боялся, они без докуки не тронут. А эти подобия человеческих женщин, обитательницы рек, озёр и болот, так и бегут с подманом. Опасны их завывающие хороводы, весёлые по-звериному глумы [6] . Говорят, хоронятся они от людей. Но третьегодняшним летом, как увидели, что он в лесу один-одинёшенек да возрастом ещё не вышел, окружили, едва ноги унёс от хохочущих щекотуний.

На сей раз русалка, кажется, без подружек. Опасность невелика. Но юноша поторопился уйти подобру-поздорову. Сделал вроде бы осторожный шаг, а гнилая ветка под дол гарем - хрясь! Нагая шутовка обернулась, вскочила, резко скрестила ладошки ниже живота. Русалка так никогда не сделает, у той кет стыда. И взгляд не русалочий, не стеклянно-звериный, а по-человечески внятный: в нем испуг и надменность. Так, выскочив оснежиться из бани, глянет на неуместного челядинца голая госпожа. И в чертах лица русалочьей дикости нет, в них породистость, как в огранённом алмазе.