Кровь фей
Шрифт:
— Расскажешь нам что-нибудь, а? Как зовут твоего учителя, точно не знаешь? А какие у него слабости? Ты знаешь, я ведь не дам тебе умереть. Я вырву тебе все зубы, выжгу глаза, сломаю пальцы на руках и брошу здесь, в лесу. А потом скажу в Гурунье, кто ты, чтобы они продлили твои мучения, насколько это возможно. Ну, говори! Говори!
Мард стонал, дёргался в промокших от крови путах, но молчал. Тогда на глазах у Лэннери Беатия стала вырывать пленнику зубы один за другим, делая это как можно более неторопливо. Она выбирала те зубы, которые сидели поглубже во рту — без передних Марду станет тяжелее разговаривать.
А потом Мард заговорил о себе.
— Я… я помогал ему готовить нападение на вашу Школу… и вас отвлекал… Надеялся, что кто-нибудь сдохнет… выполняя задание! Хейгри… я там был…
— Значит, это ты превратил дочь мэйе в хибри? — Лэннери вспомнил девушку с длинными чёрными волосами и волчьей мордой вместо лица; её мать с опущенными руками, из ещё полной сил женщины превратившаяся в сгорбленную старуху; отец, который дрожащим голосом повторял: «Найди этого черномага!»
И он, Лэннери, дал слово, что найдёт. Вот только думал не на того черномага.
Да какая разница! Все они заслуживают одного — смерти. И, как теперь решил Лэннери, медленной и мучительной — во имя настоящей справедливости.
— Я, — простонал Мард. — Учитель велел… отвлекать вас, ослаблять… я и пытался. И мертвецов поднял… с помощью той хибри… Это было трудно, сложно… но я справился, — остатки былой гордости промелькнули в его голосе. Нет, ещё не сломлен, ещё недостаточно прочувствовал боль своих жертв.
— Это всё ясно, — зло, возбуждённо проговорила Беатия. — А твой учитель? О нём что-нибудь расскажешь?
— Я… ничего не знаю, — мотнул головой Мард. Голову ему фея тоже прижигала лучами, и ту сплошь покрывали красные и тёмные пятна. — Могу… в своих прегрешениях признаться… и так, и так убьёте…
— Червей в замке рейгела Эйзека Гервелекского ты выпустил? — поинтересовался Лэннери, хотя и так подозревал, что больше некому.
— Я… и не черви это, а тин-ниа… Учитель сказал: убьёшь рейгела самого… я решил не мелочиться… веселье так веселье… устроил мёртвый замок и не жалею…
Беатия не вынесла и хлестнула его палочкой по лицу, задев и без того пораненный рот. Мард охнул от боли. Лэннери отвернулся и слышал, как за его спиной Беатия истязает пленника, твердя: «Говори! Не может быть, чтобы ты ничего не знал!»
Навалилась тяжёлая, пасмурная усталость, когда всё, чего хочешь — это забыться, но забытья не будет никогда. Как и надежды — только вера. И ещё кое-что тревожило, но что именно, Лэннери не хотел разбираться.
— Беатия, довольно, — не глядя на неё, Лэннери поднял палочку и приблизился к стонущему пленнику. — Он ничего не скажет. Ему нечего сказать.
Беатия — взлохмаченная, вся в чужой крови, судорожно сжимающая пальцами палочку, — вскричала:
— Откуда ты знаешь?! Вот откуда, Лэн?
Пауза, а потом он ответил искренне:
— Я чувствую.
Мард обмяк в путах — кажется, лишился сознания, и тем лучше для него. Айя сдержанно одобрила решение Лэннери прервать пытку; обессиленная Беатия отошла в сторону и уселась на траву, пачкая неуместно яркие и жизнерадостные желтянки кровью.
— Я обещал, — произнёс Лэннери вслух. Палочка в его руке сделалась тяжёлой, от взгляда на изуродованное лицо Марда мутило. Но юный фей заставил себя собраться с силами, прицелился в единственное нетронутое место на лбу пленника. Через миг там дымилась дырочка, а Мард даже не шелохнулся. Возможно, Беатия перестаралась и он умер, а не просто лишился чувств. В любом случае, Лэннери было всё равно. Он выполнил обещание и свой долг фея, остальное его не касалось. Ещё несколько мгновений, и труп ученика черномага сгорел в белом пламени, обратился в кучку пепла, которую скоро развеет ветром. Так ему и надо. Он не заслуживал и капли сожаления.
— Беатия? — Лэннери присел рядом с ней, дотронулся до её пальцев, измазанных алым. Фея смотрела куда-то вбок и казалась такой несчастной, будто это не она только что с наслаждением пытала человека. Как в одной Беатии может уживаться столько разных… существ?
— Нам нужно идти в Гурунью. Уверен, люди слышали шум из леса, но зная, что тут мы, поостереглись вмешиваться. Расскажем, что произошло, немного отдохнём и полетим дальше.
— Лэн, — Беатия сжала его руку, не отпуская, — твой особенный талант… он опять не пробудился, да?
Вот она, не оформившаяся мысль, которая не давала ему покоя! Лэннери кивнул и решился на откровенность, хотя говорить стало тяжело:
— Я теперь не уверен… есть ли он у меня вообще.
Их взгляды встретились, Беатия заморгала и осторожно спросила:
— А случалось ли такое, чтобы у феи — или фея — вовсе не было особенного таланта? Наставница ведь ни о чём таком не говорила?
— Я не слышал, — Лэннери подумал, что это оказалось бы самым правдоподобным объяснением происходящего. Но ведь фей, у которого нет особенного таланта, неполноценен. Его звёздный дар — с изъяном, и такому фею нельзя становиться Наставником.
Похоже, Беатия подумала о том же самом, потому что глаза её расширились, и она крепче сжала пальцы Лэннери, шепнув:
— Мне очень жаль, если это так.
Их взгляды встретились, и Беатия придвинулась чуть ближе. Вся испачканная кровью Марда, она, тем не менее, выглядела такой же хорошенькой и соблазнительной, как если бы почистила одежду палочкой и взяла в руки букетик белоцветов. Её дыхание коснулось лица Лэннери, а губы алели совсем близко — забудь обо всём, потянись и поцелуй, может, станет легче. Он так и хотел сделать… но резко отпрянул. Беатия захлопала ресницами:
— Что та…
Но тут же оборвала саму себя на полуслове. Раздались встревоженные человеческие голоса, треск раздвигаемых кустов, звуки шагов; Лэннери молча указал Беатии на её платье, и она кивнула, без слов поняв, что он имеет в виду. Торопливо взметнулись палочки, рассыпались искры, грязная одежда и обувь фей стали новенькими и чистыми, а волосы — приглаженными. Будто ничего не случилось, просто в лесу погуляли, да на травке посидели. Лэннери встал, подобрал клубок из волос Белой Наставницы, погладил седые нити и решил, что понесёт его с собой в котомке, вдруг пригодится.