Кровь и честь
Шрифт:
— Да вот, молодой человек решил прокатиться из действующей армии до дому, — охотно пояснил жандарм. — А документы в надлежащем порядке оформить позабыл. Да и причины на то не имел.
— Я был ранен, — буркнул поручик, понимающий, что вокруг него разыгрывается комедия, в которой ему самому отведена роль Пьеро. — Полковник Седых…
— Увы, — развел руками Федор Михайлович. — Покойный Иннокентий Порфирьевич то ли запамятовал, то ли засунул куда-то бумажку… А может быть, нерадивые сестры милосердия после его гибели пустили сами знаете на что.
Ситуация складывалась патовая: бумаги о ранении, конечно же, были оформлены надлежащим образом — Саша не верил в то, что покойный медик мог отнестись к судьбе своего друга наплевательски, но их появление на свет либо исчезновение без следа теперь зависело только от коварного жандарма. Бежецкого ставили в положение Буриданова осла, [25] но явно подталкивали в направлении той копны сена, которая была выгодна. Конечно же, не ему самому.
— Да-а-а. — Аристарх Львович задумался. — Очень некрасивая штука… Тут офицерским судом чести не отделаешься. Знавал я одного поручика лет двадцать тому, так он в подобном положении не придумал ничего лучшего, как пустить себе пулю в лоб. Сам не спасся, но хоть честь свою сохранил… Но ведь мы просто обязаны помочь молодому человеку, не правда ли, Федор Михайлович?
25
«Буриданов осел» — философский парадокс, иллюстрирующий свободу и рациональность выбора.
— Конечно! О чем речь! — приказ опять начал медленное движение по столу в сторону Александра. — Если, разумеется, молодой человек не будет капризным ребенком и примет решение, достойное взрослого человека и офицера Российской Императорской армии.
«Все равно меня заставят, — обреченно подумал Бежецкий. — Так есть ли смысл отправляться куда-то под конвоем и контролем, когда можно остаться свободным человеком? Относительно свободным… В конце концов — чего это я втемяшил себе в голову, что в цивильной жизни достигну каких-то успехов? Я ведь даже не выбрал стезю, по которой двинусь дальше. Все мирные профессии от меня одинаково далеки — медицина, педагогика, инженерное дело, наука, искусство… Оставаться на содержании родителей, представляясь знакомым отставным поручиком? Даже не гвардии поручиком… Ах, это… — взгляд его опять упал на „змеиный глаз“. — Да, это весомый аргумент. Но не потеряю ли я его, отказавшись от предложения? Потеряю наверняка. Так что выбора-то у меня особого нет…»
Заметив колебания молодого человека, Дробужинский быстро переглянулся с жандармом и извлек из внутреннего кармана сюртука небольшой угловатый предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся коробочкой, обтянутой темно-зеленым сафьяном.
— Я тоже кое-что забыл, Александр Павлович. — Он открыл коробочку, и внутри, утопленная в черный бархат, сверкнула полированным золотом восьмилучевая звезда. — Король Ибрагим Второй соизволил пожаловать вас, поручик, высокой наградой Королевства Афганского — Орденом Звезды, [26] или Нишан-и-Астур, основанной одним из его предшественников, Амиром Абдур-Рахманом, почти сто лет назад… Носится на красной муаровой ленте через плечо — вот она, — палец дипломата указал на свернутую в трубочку ленту в бархатном гнезде под орденом, — скрепляясь маленьким орденским знаком у левого бедра. Почти как яненская…
26
Амир Абдур-Рахман (Amir Abdur Rahman) (1841–1901) — эмир Афганистана с 1880 по 1901 год. С 1867 по 1880 год скрывался на территории Российской империи, в Самарканде, получая от казны содержание 25 тысяч рублей в год. Став эмиром, значительно расширил территорию страны, но, попытавшись захватить земли, контролируемые Россией, в марте 1885-го был разбит генералом Комаровым в районе Кушки. При нем была окончательно определена граница Афганистана и России.
Александр нерешительно принял из рук «искусителя» коробочку и полюбовался игрой света, падающего из окна, — серый петербургский день близился к своему завершению: на золотых лучах и серебряном центральном медальоне с чеканным афганским гербом-мечетью. Федор Михайлович тут же включил настольную лампу на гибкой коленчатой опоре и направил яркий луч на награду, сразу вспыхнувшую острыми бликами.
— За что это мне? — отставил коробочку поручик, вдосталь налюбовавшись ее содержимым.
— За помощь, оказанную монарху при воцарении. Все, хм… ваши коллеги, так сказать, по славному делу, — Аристарх Львович иронически скривил губы, — награждены такими же. Естественно, неофициально. Дома, перед зеркалом, примерить можете, но на люди, тем более в торжественных случаях — ни-ни. Увы, такова специфика подобных наград… — развел он руками. — Так что для вас это не более чем значок, хотя в Афганистане дает право на многие блага, начиная от пожизненной пенсии, выражающейся весьма круглой суммой, до потомственного дворянства. Не слишком высокого ранга, но все-таки. Дающего право являться ко Двору в престольные праздники и так далее.
— Но у вас, сударь, есть шанс получить по завершении миссии — успешном, разумеется — нечто подобное и в России, — улыбнулся жандарм. — Скажем, Святую Анну. И не «клюкву» — она у вас уже есть — а третью степень, с мечами и бантом. А то и Святого Владимира… [27]
— Я не из-за наград и чинов служу Империи… — начал было молодой человек, рассерженный тем, что его считают алчным и недалеким «коллекционером», каких, по рассказам отца и деда, в армии, увы, всегда было не счесть. Да что далеко ходить — тот же Коротевич.
27
Орден Святой Анны по статусу был выше ордена Святого Станислава, но ниже ордена Святого Владимира. Четвертую степень ордена — круглый медальон с красным крестиком на золотом поле — крепили к эфесу наградного оружия, к которому также полагался темляк красного цвета с круглым помпоном на конце. Из-за этого темляка орден был прозван в армии «клюквой».
— Значит, вы согласны? — быстро перебил его Дробужинский.
— Мне нужно подумать… — попытался барахтаться еще Саша, поняв, что его уже обставили и он приближается вовсе не к той копне, что выбрал, а к той, что ему ВЫБРАЛИ. — Посоветоваться…
— Что тут советоваться? — бухнул полковник кулаком по столу. — Согласны или нет?!
— Да, — просто ответил Бежецкий…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ИМПЕРСКИЙ РУБЕЖ
В тетради юности закончились листы,
Весны единственной осыпались цветы.
О молодость моя, откликнись, птица счастья:
Ведь ты была со мной! Куда умчалась ты?
22
«А ведь мог сейчас сидеть дома, в тепле и уюте, — думал Бежецкий, скрючившись у чуть теплящегося очага в продуваемой всеми ветрами горной хижине, сложенной из неотесанного дикого камня, тяп-ляп скрепленной глиной и прилепившейся, как ласточкино гнездо, к стене ущелья, по дну которого бежал один из безымянных притоков Аргандаба. — Готовился бы к поступлению в университет и не помышлял о путешествиях…»
За прошедшие с памятной беседы месяцы он сильно изменился: похудел, загорел дочерна — гораздо больше, чем за всю предыдущую службу — здесь, высоко в горах, солнце палило нещадно, а привычной широкополой панамы не было и в помине, только пуштунский шерстяной чалпак, — оброс мягкой бородкой… Одним словом: стал точь-в-точь походить на крайне малочисленных местных жителей, которые уже не пялились на него, словно на невиданное чудо, как в первые дни. На вид такой же, а что до масти, так здесь, в древних индоевропейских землях, рыжих едва ли не больше, чем брюнетов, а уж все промежуточные оттенки представлены в обширном разнообразии.
Так что слиться с аборигенами Александру удалось на славу. Хуже обстояло дело с целью миссии.
Все оказалось очень просто лишь на карте, разложенной на столе в петербургском кабинете, где заоблачные горы казались веселенькими красно-коричневыми пятнышками, а долины и ущелья — зелеными запятыми и черточками. На самом же деле проводники, сменяя друг друга, таскали бедного «русики» от Герата до Заранджа, а оттуда — до Кандагара, но Махмуд-Шах оставался неуловим, а все, кто его видел, отвечали, что он «только что ушел». И проверить — правда это или традиционная азиатская ложь, не представлялось возможным… Эта бесконечная гонка уже начала поручику надоедать. Но неутомимым афганцам, похоже, нисколько.