Кровь и ложь
Шрифт:
— Ты пришёл, чтобы опять сказать мне о том, какая я глупая?
На его лице отразилось удивление.
— Я никогда не говорил, что ты глупая.
Я взяла пододеяльник, сложила его вдвое, после чего засунула в гладильный аппарат. Я услышала, как он приблизился... поняла это по запаху.
— Несс, — его голос прозвучал где-то в районе моей шеи, — Я не считаю тебя глупой.
Я не повернулась.
— Тогда зачем ты здесь?
— Я здесь, чтобы сказать тебе, что я решил вернуться на службу.
Я отпустила
— Ты собираешься вернуться туда?
— Всего на пару месяцев.
— Зачем?
Он скользнул взглядом по моему лицу.
— Я скучаю по службе.
— Ты поэтому расстался с Сиенной?
— Новости быстро распространяются.
— Так поэтому?
— Это одна из причин. А ещё потому, что она милая девушка и заслуживает хорошего парня.
— А ты разве не хороший парень?
— Я не хорош, — он посмотрел на крутящийся вал гладильного аппарата, после чего облизнул нижнюю губу, — для неё.
Я никогда не обращала внимания на губы Августа. Оказывается, они были очень привлекательными.
— Ты дашь мне свой номер телефона?
— Ты хочешь мой номер? — я выдохнула.
— Да. Ну, чтобы, — он улыбнулся, — я мог тебе позвонить.
— Ты же не из-за меня уезжаешь? — мои слова прозвучали самодовольно, но я поняла это, только когда произнесла их. Откинув назад волосы, я сказала: — Ну, я имею в виду, из-за того, что ты не хочешь видеть, как мне надерут задницу.
Моё лицо и шею начало заливать краской.
Заткнись, Несс.
Заткнись.
Между бровями Августа образовалась складочка.
— Нет, — ответил он после долгой паузы, — мне просто надо уехать из Боулдера на какое-то время. Я пробыл здесь уже три года. Мне не нравится задерживаться надолго в одном месте. У меня ещё вся жизнь впереди, и я не хочу пускать где-то корни. И пока мне не пришлось этого сделать, я хочу покутить.
— И отправляешься на войну... Кстати, куда ты едешь?
— Это секретная информация.
— То есть, ты собираешься кутить, отправляясь на войну? Почему ты не можешь покутить в Скалистых горах или горах Аппалачи?
Его лицо расплылось в улыбке.
— Переживаешь за меня?
— Ну, да, — я почувствовала, как кончики моих ушей вспыхнули. — Ты уезжаешь Бог знает куда, чтобы воевать Бог знает с кем. Конечно, я переживаю.
Его глаза удивлённо блеснули.
— Хватит уходить от темы и дай мне свой номер.
У него в руках был телефон. И поскольку он был разблокирован, я взяла его, создала новый контакт и вбила свой номер.
— Слишком там не кути, ладно?
Его кадык дёрнулся.
— И ты тоже.
Его отъезд выбил меня из колеи. Август Ватт был на десять лет старше меня и когда-то был мне как
Прежде чем мой здравый смысл успел остановить меня, я обхватила его шею руками и прижалась щекой к его груди в том месте, где мерно и спокойно билось его сердце.
— Спасибо за то, что ты был так добр ко мне. После моего возвращения, да и все те годы до того, как я уехала.
Какое-то время он стоял неподвижно, но потом он обхватил меня руками и крепко прижал к себе.
— Не надо благодарить людей за то, что они добрые. В особенности меня.
Мы стояли, обнявшись, пока одна из сушилок не запикала так настойчиво, что мне пришлось разорвать объятия и выключить её из сети.
— Будь на связи, хорошо? — его голос прозвучал немного хрипло.
Я улыбнулась ему жалкой улыбкой — это было единственным, на что я оказалась способна.
— Для этого мне нужен твой номер.
Он нажал на экран своего телефона, и мой телефон начал звонить.
— Возьми трубку, — сказал он.
Я нахмурилась.
— Хорошо.
Я взяла свой телефон, который лежал на кучке чистых простыней, и провела пальцем по экрану. Когда я увидела, что он поднёс телефон к уху, я тоже поднесла к уху свой телефон.
— Привет, — сказал он, а потом подмигнул мне и исчез в том направлении, откуда пришёл. — Чем занимаешься?
Глупо. Это было так глупо. Но это заставило меня улыбнуться.
— Стираю бельё.
— Так всегда говорят, когда имеют в виду нечто другое.
— Разве? — я засмеялась. — И что же?
— Все знают, что это значит.
Я коснулась рукой своего живота и неожиданно почувствовала себя возбуждённо.
— Не хочешь просветить меня?
* * *
В ту ночь, когда я начала засыпать, в мою дверь тихо постучали. Поскольку стая уже уехала, я подумала, что это Эверест, но когда я подошла к двери я почувствовала запах ментола и жира от бекона.
Эвелин.
Неужели она пришла сказать, что уезжает? Моё сердце начало колотиться, и я открыла дверь. Она обнимала себя руками и стояла в полутёмном коридоре. На её лице не было привычного для неё толстого слоя макияжа. Её раскрасневшиеся глаза говорили о том, что она плакала.
Это была моя вина.
Я была эгоисткой.
Она ещё крепче сжала руками чёрный бархатный халат, который подарила ей моя мама на рождество несколько лет назад. Она не хотела расставаться с ним и постоянно зашивала на нём прорехи. Могла ли она ценить наши отношения так же, как и этот халат?