Кровь и песок (сборник)
Шрифт:
Облаченный в длинную кольчугу и тяжелый шлем Франсуа де Рей уставал. Его клинок никак не мог настичь цель. Ассасины пытались его окружить, рыцарь отступил и прижался спиной к стволу молодого кедра. Но с трех сторон враги наседали отчаянно. Он отбивался щитом и мечом, но не заметил быстрого удара сбоку, когда кривой кинжал одного из ассасинов пробил кольчугу на правом боку. Франсуа вскрикнул от боли. Кровь заструилась из раны между пробитых кольчужных колец, но вместе с болью пришла и ярость.
— Во имя Христа! — закричал рыцарь и, бросившись на врагов, свалил щитом ближайшего ассасина, а другого рубанул мечом так стремительно, что тот не успел отскочить. Тяжелый рыцарский клинок
Молодой рыцарь был еще жив, но уже отчетливо понял, что умирает. Силы покинули его, он завалился на левый бок и только тогда увидел шагах в десяти между деревьев мертвое тело сира Эдгара. Рука начальника дозора все еще сжимала меч, но горло было перерезано вместе с ремнями шлема, а шлем сполз на затылок. Рядом с убитым лежал его сигнальный рог из которого так и не успел прозвучать тревожный сигнал.
Пересохший ручей
Путь от Иерусалима к замку Вади-Кастл нельзя назвать легким. Узкая извилистая дорога то и дело взбирается в гору или спускается в глубокие овраги у подножия отрогов Иудейских гор, пока, наконец, не достигает Самарийского Нагорья.
Двое всадников находились в пути уже полдня — они выехали на рассвете, и раскаленное левантийское солнце забралось на самую середину выцветшего от жары небосвода, когда они поравнялись с виселицей. Возле самой дороги болтался мертвец. Молодой оруженосец Манфред направил своего жеребца к обочине, чтобы лучше разглядеть труп.
— Что скажете, сир, кем, по-вашему, был этот человек? — спросил Манфред, в то время как его конь опустил голову, безуспешно пытаясь найти на обочине хоть какую-нибудь травку.
— Наверное, повешенный был разбойником, — промолвил Карл с высоты своего рослого боевого коня разглядывая висельника. Лицо мертвеца уже настолько объели насекомые и птицы, что невозможно было понять, кем этот человек был при жизни: франком ли, а, может, тевтонцем? Но что не сарацином — это точно. Кожа повешенного была слишком белой, да и разорванная от груди до пояса исподняя полотняная рубаха явно не сарацинская. Смерив повешенного долгим взглядом, Карл пробормотал:
— Вдоль дорог вешают, обычно, разбойников, — рыцарь вытер пот рукавом со лба, ему было очень жарко. Карл никак не мог привыкнуть к этой жаре и к тому, что небо над Левантом от Пасхи и до начала зимних дождей всегда оставалось ясным.
Его оруженосец страдал от жары гораздо меньше, ведь Манфред в этой стране родился. Таких, как он, называли пуленами. Отец его, благородный, но бедный переселенец из Аквитании, получил в Святой Земле довольно большой земельный надел, а матерью парня была крещенная сарацинка, дочь какого-то местного торговца. Манфред стянул с головы свою белую куфию, которую носил для защиты от солнца, и перекрестился.
— Этот не похож на простого разбойника, вон, какой здоровенный, да белый слишком, — сказал оруженосец, вглядываясь в повешенного.
И правда, мертвец не выглядел сильно загоревшим, только голова и руки были прокопчены солнцем, а все остальное тело словно бы на солнце и не бывало. Так происходило только с северянами, которых загар почти не брал, и которые всю жизнь носили плотные одежды. К тому же, мертвый мужчина действительно отличался мощным телосложением и был высокого роста. «Да, скорее всего, этот человек происходил из воинского сословия», — подумал Карл.
— Ну и что? Среди разбойников попадаются всякие, даже благородные, — произнес рыцарь задумчиво.
За те два года, которые он прожил в Святой Земле, Карл несколько раз встречал разбойников на дорогах, по большей части, то были местные жители бедуины, но попадались среди левантийских лихих людей и турки-сельджуки, и сирийцы, и египетские арабы, и эфиопские мавры, и, даже, христиане, не желающие соблюдать законы. Все они отличались жестокостью и свирепым нравом. Карл помнил одного разбойного рыцаря, бывшего брата тевтонского ордена, обезумевшего дезертира. Карл сам помогал его поймать — тот всегда действовал в одиночку, нападая на путников, будь то даже паломники или монахи и не щадя никого. Он любил поглумиться над жертвами, прежде чем убить их. Мужчинам он отрезал детородные органы, а женщинам — груди. Вспомнив этого нелюдя и его деяния, Карл поморщился и тронул коня. Нужно было ехать дальше. Их ждали в замке. От места с виселицей начиналась развилка.
— По какой дороге нам лучше поехать? — спросил Карл у своего оруженосца, который вырос в этих краях и ориентировался намного лучше самого рыцаря, приехавшего в Святую Землю не так давно, а поступившего на службу к барону Юберу и вовсе недавно, меньше месяца назад.
— Нам туда, сир, — показал Манфред рукой.
Карл тронул бока скакуна шпорами, и, поднимая пыль, всадники понеслись по дороге направо.
Дорога все круче поднималась в гору. В конце концов, всадникам пришлось спешиться и вести лошадей за собой. Лошадей всегда нужно беречь. Рыцарские кони в Леванте ценились больше, чем все остальное снаряжение рыцаря, вместе взятое. Здешние франки даже шутили, что хороший конь лучше, чем плохой рыцарь. Манфред вел своего конька следом, шага на три позади. На поясе у юноши был подвешен большой широкий кинжал, который мог бы сойти и за короткий меч. Длинное рыцарское копье Карла Манфред нес на левом плече, его щит и щит рыцаря были с двух сторон приторочены к гнедому жеребцу арабской породы. Эти резвые невысокие кони считались самыми быстрыми и привыкшими к жаре. На таких коньках, обычно, скакали сельджукские стрелки, вооруженные лишь луком и легкой саблей. Громадный вороной Карла был привезен из Европы и жару переносил неважно, Карл даже подумывал не поменять ли его на местного скакуна.
Манфред запыхался. Его широкое смугловатое лицо пулена покрылось дорожной пылью и выглядело грязным. Но он не потел — чувствовалась порода матери, крещенной сарацинки. Парень вырос упорный — его черные глаза всегда смотрели твердо, и их взгляд был полон решимости. Мальчику едва исполнилось одиннадцать лет, когда отец отдал его на воспитание покойному сиру Годфриду, и с тех пор вся жизнь Манфреда проходила на службе у рыцаря. Когда старина Готфрид, сраженный сарацинскими стрелами, умирал от ран на руках у Карла, своего земляка и родственника из далекой Лотарингии, он перед смертью попросил Карла взять к себе мальчонку оруженосцем. Исполнив волю покойного рыцаря, Карл никогда не жалел об этом. В свои шестнадцать Манфред был не слишком высоким, но крепким и широким в плечах. Карл хотел подготовить из него достойного бойца, и потому учил биться разным оружием и не бояться тягот походов. В последнее время парень делал успехи, и Карл надеялся, что прикрыть в бою его спину Манфред сможет. Особенно пригождались знания обычаев и языков этой местности, которыми обладал Манфред, но совсем не обладал Карл, так внезапно поступивший на службу к барону Юберу вместо погибшего Готфрида.