Кровь и песок
Шрифт:
— Отбирая быков для арены,— поучал маркиз,— не следует думать о наживе. Конечно, за боевого быка дают в четыре-пять раз больше, чем за какого-нибудь вола, годного лишь на мясо, но чего стоит его вырастить! И тут не следует скупиться. С него нельзя ни на минуту спускать глаз, надо заботливо кормить его, поить и в зависимости от времени года переводить с одного выпаса на другой.
Каждый из этих быков обходится дороже, чем содержание целой семьи. А когда он вырастет, надо за ним приглядывать, как бы чего не стряслось; не успокаиваться до последней минуты, пока не доставишь животное на арену цирка; иначе можно посрамить честь поставленного на его шее клейма.
Маркизу
— Ведь они ни в чем нам не уступают,— с нежностью добавлял маркиз.— Разве что говорить не умеют. А встречаются среди них и такие, что стоят больше любого человека.
Тут маркиз вспоминал о Добито, старом вожаке стада, и уверял, что никогда не расстанется с ним, хотя бы ему предложили за быка всю Севилью с Хиральдой в придачу. Стоит маркизу прискакать к границе обширного луга, где пасется его любимец, и крикнуть: «Лобито!», как умное животное, отделившись от стада, несется ему навстречу и через минуту уже ласково трется слюнявой мордой о сапог хозяина; а ведь этот свирепый бык держит в страхе все стадо.
Спешившись, скотовод достает из сумки плитку шоколада и угощает Лобито, а тот благодарно кивает головой, увенчанной огромными рогами. Положив руку на шею вожака, маркиз безбоязненно входит в самую гущу стада. Раздраженное появлением человека, стадо беспокойно и глухо волнуется, но маркизу нечего опасаться: Лобито, как верный пес, идет рядом, прикрывая его своим телом и поглядывая свирепыми глазами на своих собратьев, словно требуя уважения к хозяину. Если же какой-нибудь смельчак, вздумав обнюхать пришельца, подойдет поближе, он встретится с грозными рогами вожака. Случалось, неуклюжие животные сбивались в кучу, загораживая проход; тогда Лобито шел напрямик, рогами прокладывая дорогу.
Лицо маркиза с бритым подбородком и белыми бакенбардами положительно сияло от восторга и нежности при воспоминании о подвигах быков, вскормленных на его пастбищах.
— Бык — самое благородное животное в мире! Будь люди похожи на быков, куда легче жилось бы на свете. Взять хотя бы беднягу Полковника. Помните вы это сокровище?
И маркиз указывал на большую старинную фотографию в прекрасной рамке, изображавшую скотовода, когда он был еще молод, в охотничьем костюме и девчурок в белых платьицах, сидящих вместе с отцом посреди луга на огромной темной глыбе, увенчанной рогами. Это и был знаменитый Полковник. Свирепое со своими соплеменниками, животное было рабски предано хозяину.
Грозный с чужаками, как сторожевой пес, бык позволял детворе теребить себя за уши, тянуть за хвост и, добродушно ворча, сносил все их шалости. Маркиз подводил к нему своих дочерей, и бык спокойно обнюхивал их белые юбочки; малютки сперва в страхе жались к отцу, а потом с неожиданной детской смелостью гладили морду страшного зверя. «Ложись, Полковник!» Согнув ноги, Полковник опускался на землю, все семейство карабкалось к нему на спину, и могучие бока раздувались, словно мехи, в лад его шумному и мощному дыханию.
После долгих колебаний маркиз все же продал Полковника в Памплонский цирк и отправился на корриду. Глаза маркиза темнели и от волнения подергивались влагой, когда он вспоминал все, что произошло в тот день. Еще никому не случалось видеть такого быка! Смело выскочив на арену, он как вкопанный остановился посредине, оглушенный тысячеголосым шумом толпы и ослепленный ярким дневным светом после мрака и тишины тесного загона.
Но едва пикадор тронул его острием пики, как весь цирк содрогнулся от бешеной ярости животного.
— Люди, лошади — все было ему нипочем. Вмиг вспорол он брюхо всем клячам и расшвырял десяток пикадоров. Служители разбежались, арена опустела. Зрители потребовали еще лошадей, а Полковник ждал, чтобы поднять на рога каждого, кто посмеет к нему приблизиться. В жизни я не видел такого свирепого и прекрасного зверя. Он так легко и стремительно бросался на всех, кто появлялся на арене, что толпа сходила с ума от восторга. Когда пришло время прикончить его после всех бандерилий и четырнадцати ран, нанесенных копьем, он был по-прежнему могуч и красив, точь-в-точь как в лучшие свои времена на пастбище. И тут...
Тут скотовод на миг прерывал свой рассказ и умолкал, силясь побороть волнение.
Сам не зная как, маркиз, сидевший в ложе, внезапно очутился у барьера среди служителей, суетившихся в ожидании предстоящей развязки этого необычного боя, близ матадора, который готовил мулету не спеша, словно желая оттянуть неминуемую встречу с разъяренным животным. «Полковник!» — закричал маркиз, перегнувшись через барьер и хлопая ладонью по доскам.
Бык не шелохнулся, только настороженно поднял голову на голос, пробудивший в нем далекие воспоминания о родном пастбище, откуда его увезли в чужие края. «Полковник!» Повернув голову, бык увидел человека у барьера и кинулся на врага. Но на полпути он вдруг умерил бег и, медленно приблизившись, уперся рогами в протянутые навстречу ему руки. Кровь струйками текла по его шее, утыканной бандерильями, изорванная в клочья шкура обнажала багрово-синие мышцы. «Полковник! Сыночек мой!..»
И, словно почувствовав всю нежность, вложенную в эти слова, бык поднял голову и взмыленной мордой прильнул к бакенбардам хозяина. «Зачем ты меня сюда привез?» — казалось, говорили его налитые кровью глаза. А маркиз, не помня себя, целовал покрытую пеной морду животного.
«Не надо его убивать!» — крикнул чей-то растроганный голос из первого ряда. Казалось, слова эти нашли отклик в сердцах всех зрителей: стаей голубей взметнулись в воздух тысячи носовых платков, и цирк содрогнулся от многоголосого рева: «Не надо убивать!» В этот миг потрясенная до глубины души толпа добровольно отказывалась от любимого зрелища, осуждая бесполезный героизм тореро в его блестящем наряде и восхищаясь стойкостью затравленного животного, показавшего людям пример высокого мужества.
— Я забрал Полковника,— продолжал взволнованный маркиз,— и вернул антрепренеру две тысячи песет. Да я бы за него все мое состояние отдал! Через месяц привольной жизни на пастбище у Полковника не осталось и следа от ран. Я решил, пускай смельчак умрет своей смертью, от старости. Но в нашем мире нет места благородным натурам. Однажды коварный бык, невзлюбивший Полковника, нанес ему предательский смертельный удар.
От трогательных историй маркиз и его друзья скотоводы переходили к рассказам о доблестных подвигах своих питомцев. Надо было слышать, с каким презрением отзывались они о противниках корриды, о тех, кто во имя защиты животных хулит чудесное искусство тавромахии. Чепуха, выдумки иностранцев! Заблуждения невежд, которые валят в одну кучу весь рогатый скот и не отличают убойного вола от быка, предназначенного для корриды. Испанский бык — это зверь, прекраснейший зверь в мире! И скотоводы принимались вспоминать поединки между быками и огромными хищниками, над которыми быки неизменно одерживали победу.