Кровь избранных
Шрифт:
Агент Овна чуть не врезал ему за такое обращение, но сдержался.
— О'кей.
Гален нервно барабанил застывшими от холода пальцами по рулю «скорой помощи», недавно угнанной из-под носа у начальника гаража клиники Хопкинса. «Санитару» пришлось сойти раньше, демонстрируя чудеса самообладания, забраться к сторожам в натопленную каптерку и наболтать им кучу всяких небылиц про неожиданный вызов. Оттуда он вышел бодрым шагом и вскочил в кабину. Срочность и несколько названных громких имен убедили охрану: тяжелые створки железных
За спиной Галена на носилках смирно лежала Шелли Копленд. Бледная, чуть теплая, она не подавала никаких признаков жизни. Рядом с ней сидел брат Север в виниловых перчатках и маске. Миссия завершилась.
Как только дверцы скрылись в боковых щелях, Гален медленно повел машину по тонкому слою снега на асфальте.
Осталось только тихо, не включая сирены, выехать из города и спокойно добраться до назначенного пункта. На дорогу уйдет не более получаса. Они провернули все неожиданно: на вилле Овна еще никто ничего не знает. Сквозь жесткое выражение на лице «санитара» проглянула улыбка. Для всех это будет приятным сюрпризом. А ему достанется куча денег.
Гален знал, на что их потратить: спортивный автомобиль напрокат, Лас-Вегас и несколько дней, прожитых с шиком.
25
Вилла Овна, Мэриленд,
декабрь 1957
(1)
На прогулке она счастливо семенит между мамой и папой, держась за их руки. Девочка с рыжими волосами и веснушчатым личиком, живая, улыбчивая и надоедливая, как все дети в мире. Чтобы обратить на себя внимание, она без конца повторяет одни и те же вопросы.
Небо какое-то странное, страшное. Очень синее, цвет быстро мерцает. Это день или ночь?
На сцену воспоминаний, как слепящие сполохи света, наплывают отрывочные образы какой-то религиозной процессии. Жара, неразбериха, крики…
Девочка продолжает спрашивать родителей, но они игнорируют ее. Малышка волнуется, кричит, но не слышит собственного голоса. Огромные, окутанные тенью мама и папа идут как ни в чем не бывало. Потом вдруг, как по команде, наклоняют головы и смотрят на нее.
У мамы лицо Рона Фолберга.
У папы морда дьявола.
Девочка принимается кричать, но не может издать ни звука.
Небо окрашивается пурпуром, воздух становится тяжелым. Далекая линия горизонта все сильнее искривляется книзу. Земля вокруг отступает, ладони родителей то укорачиваются, то удлиняются, как резиновые. Девочка не может от них оторваться и заходится истерическим плачем. Руки меняют форму и тащат ее за собой, скручивая тело. Горячие слезы заливают ребенку лицо, глаза и нос покраснели, горло раздулось от крика. Но она не слышит ни звука.
Вспышка. В полуденном зное какого-то уголка Палестины или Древнего Египта медленно шествует процессия. Картинка расплывается. Мужчина в прихваченных в талии лохмотьях с трудом бредет, держа в вытянутых руках амфору со странным орнаментом. Он несет ее, отодвинув от лица и пристально вглядываясь в надпись широко раскрытыми глазами. Вид у человека пугающий.
Вдруг начинается ливень.
Девочка с рыжими волосами остается одна посреди улицы.
Дождь льет как из ведра. Девчушка промокла до нитки и ищет, где бы укрыться. Ей повезло: впереди маленькая церковь.
В храме нет потолка, и небо там голубое и ясное. Она закрывает дверь и оборачивается к алтарю. Согнувшись и опустив глаза, в поперечном нефе стоит старик с восточным лицом. Его шепчущий голос звучит как далекое эхо многих молящихся голосов.
Внутри церкви пол залит какой-то жидкостью. Ее ручеек течет от оракула слева. Девочка наклоняется и пробует пальцами. Субстанция теплая, непонятного цвета. Похожа на кровь, но запах совершенно другой.
Густые капли падают на легкое платье в цветочек, одна за другой…
И все исчезает.
Ощущение тепла проникает во все уголки туловища, и разум возвращается в другое измерение. Никакой девочки с веснушками, нет и процессии.
Что-то прикасается к ее плечу, наполняя все тело живым теплом. Чья-то рука.
Веки дрожат. Закаченные кверху зрачки медленно опускаются вниз. Во рту горечь, сердце часто бьется. Тело покрыто потом, мышцы напряжены. Она начинает различать собственное дыхание и постепенно приходит в себя.
Женщина открывает огромные зеленые глаза и видит стоящих около нее двух мужчин. Она лежит на кровати, прикрученная лентами белой материи. Кажется, галлюцинации прекратились.
Брат Эвдор не был медиком и не отличался галантностью. Через несколько минут после того мига, как Шелли обрела сознание, он, будто хищник, принялся кружить вокруг жертвы.
Гленди хотелось закончить начатое единым махом, как он обычно и поступал со всеми, кто имел дело с Овном. А сам себе Эвдор пообещал подступать к мисс К. только в белых перчатках, как и подобает обращаться с леди.
— Ну вот, кажется, вы пришли в себя, мисс Копленд. Знаете, когда женщина мечется, как безумная, зрелище не из приятных. В ваших глазах стоял страх, изо рта шла слюна… Господи, ужас какой! Не так ли, брат мой?
Альбин застыл у окна маленькой комнаты в глубине виллы. Он разглядывал заснеженные деревья и, казалось, не обращал внимания на то, что происходит, но ловил каждое слово Эвдора. Они договорились дразнить мисс Копленд загадочным обращением «брат мой», чтобы напугать ее и быстрее выяснить, какой информацией та располагает. Однако обычная грубая наглость Майкла его раздражала.
— Брат мой! Разве ты не видишь, что мисс все еще плохо себя чувствует? Дадим ей передышку, нам ведь спешить некуда.
Впервые за все время Кирхнер заглянул в глаза Шелли, и его охватило смешанное чувство вины и робости. Напарник с гораздо более конкретным и грубым мышлением наверняка ничего не поймет.
— Мне жаль, что стала причиной ваших неудобств… — неожиданно заговорила Копленд. — Это случилось не по моей воле, и я попытаюсь вам все объяснить, господа… С кем имею честь?