Кровь на Дону
Шрифт:
– Вы, казаки, знаете Дон, – вышел вперед Дмитрий. – И вверх по течению и вниз.
– Мы и поля знаем, и леса с рощами… – усмехнулся Катагарь.
– То добре, – кивнул Савельев, – вот только перебивать меня не след.
– Прости, князь, – засмущался десятник.
А воевода меж тем продолжал:
– Нам надо дойти до переката напротив бывшего селения Галурмак, переправиться чрез Дон, дружине зайти в названное селение, сотне пройти дале в селение Карачук. Наказ, что дал царь Иван Васильевич, такой… – и он довел до казаков задание.
Те выслушали молча, привыкшие выполнять наказы беспрекословно, полагаясь на атамана. А тот стоял рядом и кивал головой с длинным чубом, который постоянно забрасывал набок.
Доведя задание по переволоке, Савельев сказал:
– А вот теперь, казаки, спрашивайте, коли есть чего спросить.
Выступил помощник сотника, десятник охранного десятка Чебарь:
– Как, князь, мыслишь переправлять обоз через Дон на перелазе? Там хоть и неглубоко, кони с людьми перейдут, переплывут местами, а вот обозу не пройти. А это пять телег с тяговыми лошадьми. Лошадей как-нибудь переведем, а телеги со скарбом?
– Мыслю, придется плоты делать, – ответил Дмитрий. – По карте там левый берег Дона, на который предстоит переправиться, мелкий, поросший осокой, можно спрятать плоты.
– Извини, князь, не получится, – вышел вперед Малюга. – У переката большой лес, верстах в пяти и на самом виду селений Самак и Карандар, занятых турками и крымчаками. Мы можем, конечно, срубить деревья и перетащить их к реке, где свяжем плоты, но, коли то прознают турки, наше дело будет под угрозой, как и дружина, и войско.
– Сотник дело говорит, Дмитрий Владимирович, – кивнул атаман.
– Пока я услышал лишь то, что вязать плоты у переката дело слишком рискованное, – поморщился Савельев. – А хочу услышать, что предлагает сотник.
– Есть чего предложить, Антип? – обратился к казаку атаман.
– Мыслю, след тут на имеющихся плотах переправить на левый берег обоз и с ним охранный десяток Фатея Чебаря.
– Но по той стороне пойдет крымско-турецкая рать! – воскликнул Дмитрий. – Как охранный десятник сможет вывести обоз к нужным селениям?
– Мыслю спокойно. Ночью и десяток, и обоз переправятся, тут же уйдут на восток в поле. И полем, куда басурманские разъезды не дойдут, спокойно пройдут менее чем двести верст. Правда, им времени понадобится больше, чем дружине и сотне, но день-другой обойдетесь харчем, что возьмут с собой казаки и ратники.
– То возможно, Михайло Тимофеевич? – посмотрел на атамана Савельев.
– Отчего нет, возможно, князь.
Воевода особой дружины повернулся к сотнику:
– Благодарствую, Антип Иванович, за совет добрый. Так и поступим. Обоз с охранным десятком треба переправить чрез Дон ныне же ночью.
– Десятник Чебарь сделает все, как надо, за то не беспокойся.
– Добре!
На этом сбор был закончен, атаман, Савельев и Малюга прошли в гостевой дом, где находились ратники дружины. Бессонов знал, что делать, и князь передал ему все заботы по предстоящему походу.
В горнице дома атамана стали решать, что загрузить в обозы. Одна телега уходила для десятка пищальников и двух десятков лучников, пороху, зарядов, стрел обычных и с паклей и обмоткой горючей. Туда же полога, накидки для длительных стоянок. Идти колонне предстоит только ночью, дабы не уходить глубоко в поле и не попасть на глаза ворога.
Как только казацкий старшина и воевода ушли из гостевого дома, Горбун подошел к Бессонову:
– Гордей! Пойду-ка я пройдусь по станице.
– Пошто тебе это? Или не слыхал наказ князя готовиться к походу?
– А чего мне готовиться, у меня все готово. Да тока пройдусь, погляжу, как народ местный живет. Потом на Москве рассказывать буду.
Бессонов с подозрением посмотрел на богатыря:
– Ты чего хочешь, Осип? Сколь раз уже был в станицах, на хуторах, в поселках казачьих, видел, как живут, но что-то я не слыхивал, чтобы ты о житье казачьем рассказывал на Москве.
– Потому как в городе у каждого свои заботы, ты окромя торговых рядов со своим семейством никуда и не выходишь.
– А ты, как отрок неразумный, все меж баб своих мечешься.
– А ты и радуешься чужой беде? – вздохнул Горбун.
– Это что за беда, то с одной любовь крутить, то с другой? – воскликнул Бессонов.
– Да надоели они обе, что Клавка, что Зинка. Загодя до похода сюда бабенку одну из прислуги вельможи одного, что на Варварке обретается, приметил, да не успел знакомство завести.
– Вот оно что, – протянул Гордей. – Решил, значит, тута, в станице бабу найти.
– Ну, не то, чтобы найти, – замялся Горбун, – искать не собираюсь, да и замужние они тут, почитай, все, а встретить, может, и встречу. Ты пойми, Гордей, мне ж не каждая баба подходит.
– Про то уже вся Москва ведает, – рассмеялся Бессонов. – Ладно, иди, но гляди, без озорства. Мы в гостях, и казаки народ суровый.
– Да я только пройдусь, посмотрю и вернусь.
– Не забывай, в ночь уходим.
– Помню. После обеденной молитвы и трапезы спать завалюсь.
– Ступай. Коли князь завидит на станице, скажи, я разрешил.
– Угу, хороший ты человек, Гордей. Ты, коли что, подходи, подмогу, чем могу.
– Да ступай ты уже. То рвешься на волю, то не выгонишь.
– Ушел.
Горбун от гостевого дома дошел по центральной улице до церкви, потом вышел на площадь – ничего интересного, казаки, женки ихние в заботах, детвора в играх. Двинулся к городьбе, вдоль которой шла извилистая улица, и почти всю ее прошел, когда увидел вельми пышных форм женщину, несшую с Дона коромысло с двумя объемными ведрами.