Кровь на колёсах
Шрифт:
Я был против этой несвоевременной передачи, так как считал, что мы сами в состоянии отработать его по полной программе. Тем более что сам Измайлов пошел на контакт и готов дать все необходимые показания. Передача его в ведомство КГБ сводила на нет всю нашу предыдущую работу с ним.
Еще находясь в здании КГБ, я решил, что весь сегодняшний вечер уделю делу Измайлова. Его необходимо было дожать, и я уже в голове прокручивал всевозможные варианты нашего разговора.
При входе в отдел милиции меня ошеломила весть о гибели арестованного. Я сел в кабинете и не знал, что дальше делать. Смерть Измайлова была сколь неожиданной, столь и несвоевременной. Только вчера, после неоднократных моих попыток мне наконец-то удалось найти с ним контакт. Он рассказал много интересного об этом непростом деле. Я не писал его показания, так как рассчитывал, что сегодня уговорю его дать показания официально, под запись следователя. И вдруг!
Что могло заставить этого человека влезть в петлю? Зная его бойцовский характер, я мог предположить только одно — наш вчерашний с ним разговор стал достоянием третьих лиц. Этой третьей стороной, по всей вероятности, можно считать людей, тесно связанных с поставками наркотиков. Только они могли как-то повлиять на его волю, заставить покончить с жизнью.
Я снял трубку и пригласил к себе Старостина.
Минуты через три Старостин пришел.
— Как был обнаружен труп Измайлова? — спросил я. — Кто из наших оперативников дежурил сегодня в ИВС?
Старостин открыл журнал и быстро прочитал мне.
— Дежурил Сердюков, труп обнаружен сержантом Курицыным во время раздачи ужина.
— Пригласите ко мне Сердюкова.
Сердюкова я ждал минут десять. Наконец, в дверь кабинета постучали, и вошел напуганный Сердюков.
— Расскажите, каковы ваши обязанности по ИВС, — попросил я его. — Как так получилось, что вы недоглядели за Измайловым?
— Виктор Николаевич! — заикаясь, начал Сердюков. — Я последний раз обходил камеры в двенадцать часов дня. Заглянул в глазок. Увидел, что Измайлов сидит на нижней койке. Никаких признаков возможного суицида не заметил. Он был в нормальном состоянии, как всегда. В тринадцать тридцать ему передали обед. В восемнадцать тридцать при раздаче ужина арестованный Ким увидел висевшего на веревке Измайлова. Я тут же вызвал скорую, но врач только зафиксировал смерть. В результате асфиксии. Он сказал, что, судя по трупному окоченению, смерть наступила между пятнадцатью тридцатью и восемнадцатью часами. В качестве веревки была использована рубашка и нательная майка.
— С кем общался Измайлов в последние часы?
— В связи с вашим указанием Измайлов содержался в отдельной камере, без контакта с другими осужденными. Виктор Николаевич, за все мое дежурство я дважды покидал помещения ИВС, один раз на обед и второй раз — минут на двадцать в районе шестнадцати тридцати. Мне позвонили по телефону и попросили, чтобы прибыл к бухгалтеру отдела, так как на мое имя поступил перевод.
— Перевод получили?
— Нет. Не получил. Кто-то пошутил, — явно тупил Сердюков.
— Когда вы направлялись в бухгалтерию, кто оставался в ИВС?
— Дежурный по ИВС сержант Курицын и Семенов.
Далее я вызвал сержанта Курицына. Интуиция подсказывала мне, что он может что-то знать.
Через пять минут он был у меня.
Я пристально смотрел на него и молчал. Не выдержав моего взгляда, тот начал ерзать. Я пошел ва-банк и, достав из стола чистый лист, протянул ему. Курицын непонимающе глянул.
— Вам что, непонятно? — спросил я совершенно спокойно. — Предлагаю вам написать явку с повинной.
— Вы что? — обомлел Курицын. — Какую явку? Я никого не убивал и к смерти задержанного никакого отношения не имею! Мне было запрещено вообще подходить к этой камере, я и не подходил. Никто меня около нее ни разу не видел!
— Если это не вы, тогда кто подходил к камере Измайлова? — спросил я так же спокойно. — Или ты мне сейчас все расскажешь, или сегодня же ночью уедешь под конвоем в Набережные Челны. Там ты быстро заговоришь, это я тебе обещаю.
— Я никого не видел, — заныл Курицын, — и ничего не знаю!
— Вот и хорошо, значит, поедешь в Челны, — резюмировал я, давая понять, что этот вопрос уже решен. — Оружие при тебе?
Лоб Курицына покрылся потом, руки затряслись.
— У меня нет с собой оружия. Я не виноват ни в чем. Я не убивал его, клянусь Богом!
— Бога боишься? Уже хорошо. Тогда скажи, кто к нему приходил из ваших местных, с кем он общался? Говори, если хочешь ночевать дома!
— Аскеров, — прошептал тот. — Он приходил. После шестнадцати часов, я видел. А больше никого.
— О чем они говорили?
— Я не слышал! Я был в другом конце коридора и не прислушивался. Аскеров шепотом говорил.
Он откинулся на спинку стула, и его тело задрожало от рыданий.
— Успокойся, Курицын. Ты же мужчина! Сказать правду — не значит настучать на товарища.
— Они убьют меня, — прошептал Курицын, — если узнают, что я вам рассказал.
— Не бойся, не убьют! Про это знают всего два человека, ты и я. Ты об этом не расскажешь, а я тем более. После окончания смены пойдешь домой и все изложишь письменно. Кто, когда и к кому из арестованных приходил. О чем разговаривали, что передавали. Кстати, чуть не забыл. Обязательно напиши, кто из сотрудников милиции звонил Измайлову или Киму в день, когда было совершено ДТП.
От этих слов Курицына забила еще большая дрожь. Он, не стесняясь, заплакал, как девчонка.
Мне стало жаль парня, который случайно попал в эту смертельную игру.
— Свободен, — строго сказал я. — Жду завтра рапорт.
Не успела за ним закрыться дверь, как вошли Ныров и Пашуков.
— Виктор Николаевич! Покажите, пожалуйста, имеющиеся у вас документы, подписанные прокурором города Набережные Челны, которыми, как нам известно, вы руководствуетесь при задержании, аресте и обысках в квартирах подозреваемых.
Я достал из сейфа документы и передал Нырову. Он и Пашуков сели за мой стол и стали внимательно читать.
— В каких моих действиях вы видите криминал? — спросил я. — Все эти документы имеют подпись прокурора города и скреплены его печатью. Везде есть необходимая ссылка на номер уголовного дела. Данное уголовное дело было возбуждено следственным подразделением Автозаводского РОВД города Набережные Челны, и, заметьте, все следственные действия, проводимые бригадой, исполняются в рамках этого дела. Поэтому все, что я делаю в этом городе, напрямую связано с этим уголовным делом. Как бы ни обижались местные товарищи из прокуратуры, мне их санкции не нужны.