Кровь на колёсах
Шрифт:
Утром конвой с одиннадцатью изъятыми у преступников машинами и восемью арестованными направился из Аркалыка в Набережные Челны. У ворот рыдали родственники арестованных.
Я стоял у окна и наблюдал за картиной.
На моем столе уже час как лежал рапорт сержанта милиции Курицына. Когда последняя машина скрылась за воротами, я сел за стол и пододвинул рапорт.
Прочитав его, я подумал только одно: «Кому здесь можно доверять? Живешь и работаешь, как в тылу врага. На войне хоть все ясно — здесь наши, там враги. А здесь? Кто друг, кто враг, попробуй разберись!»
Из рапорта Курицына следовало, что все это время, с момента нашего первого задержания в ИВС стали происходить непонятные вещи. Каждый вечер после нашего ухода местные работники милиции организовывали встречи задержанных с родственниками и близкими. Двери камер порой не закрывались до самого утра. Задержанные свободно встречались друг с другом, разрабатывали схемы поведения на допросах. Все эти действия местной милиции были направлены на одно — как можно больше заработать на этом денег.
Руководил всем заместитель начальник ИВС Илюмжинов.
«Что мне делать? — подумал я. — Все они работники местного отдела и мне не подчиняются. Возбудить по ним уголовное дело здесь у меня не получится, мне никто не позволит. Но и работать дальше так просто невозможно».
Рапорт Курицына лежал у меня на столе, и я абсолютно не знал, что с ним делать. Мне еще не приходилось сталкиваться с подобным безобразием, и я не видел реального выхода.
И вдруг мне вспомнилась весна прошлого года, когда меня одним апрельским вечером вызвал начальник управления уголовного розыска республики Костин.
— Присаживайся, Абрамов! — сказал он. — У меня к тебе просьба. Дело в том, что в Челнах зарегистрировано уже шесть разбойных нападений на платные автостоянки. Неизвестные используют форму сотрудников милиции и похищают с этих стоянок новые «КамАЗы». Куда уходят машины — неизвестно. Оперативной информации мы не имеем. До настоящего времени нам не удалось найти ни одной угнанной машины. Я подозреваю самих работников милиции, и поэтому, посовещавшись с министром, мы решили направить тебя в Челны разобраться с этим делом. Мы не хотим, чтобы об этих событиях узнала пресса. Нам не нужен шум по поводу милиции.
— Юрий Васильевич, я, конечно, не против, но я только два дня как вернулся из командировки. Дайте мне немного побыть с семьей!
Он посмотрел на меня удивленно:
— Виктор, я все понимаю, но дело есть дело. И больше поручить его некому. Не гляди на меня такими глазами! Некому! Это твое направление, и я не пошлю кого-то из отдела по борьбе с убийствами. Ты сам все понимаешь. Кроме тебя, у меня никого нет. А ты уж сам определись, кто тебе там понадобится. Можешь взять двоих, если надо — троих, поопытнее. Желательно, чтобы о цели твоей командировки не знал никто из сотрудников Челнов. Приехали с проверкой, и все. Ты же знаешь о моих отношениях с начальником УВД Шакировым, и я бы не хотел, чтобы твоя командировка расценивалась там как попытка его подсидеть.
На следующий день я и двое моих коллег были уже в Челнах.
Послав их в районные отделы, я стал тщательно изучать все оперативно-поисковые дела, заведенные по этим преступлениям. Параллельно с этим, запросил все оперативные дела учета, заведенные за последние три месяца.
Время шло, но нам не удавалось выйти на участников преступной группы. Те, словно почуяв опасность, свернули свою деятельность. Каждое утро я звонил Костину и отчитывался о проделанной работе. Его тон в разговоре со мной становился с каждым днем все более раздраженным. Наконец, Юрий Васильевич не выдержал и высказал мне недовольство организацией работы.
— Ты что, не понимаешь ситуацию? Меня здесь каждый день имеет заместитель министра, а я все молчу и кормлю его обещаниями. Не хочу больше слышать пустых обещаний! Вы там с Балаганиным в шахматы играете что ли? Виктор, нужен результат! — он в сердцах бросил трубку.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — тяжело вздохнул я. — И так работаем круглыми сутками, а здесь еще такой наезд. Выговор или еще что-то из этой оперы».
Я позвонил и пригласил к себе Балаганина с Зиминым. Мы сели и стали уже в который раз рассуждать.
— Неужели, Стас, преступники знают о нашем приезде и догадываются, что мы прибыли по их души?
— Трудно сказать, шеф. Если они затихли, это говорит о том, что они проинформированы. Наверное, Костин прав, налеты совершались работниками милиции. Ведь только они знают, над какой темой мы с вами работаем.
— Если это так, как ты говоришь, то Костин прав. Работают точно милиционеры, — я взглянул на Балаганина. — Вот уже две недели, как нет ни одного преступления.
— Я думаю, они скоро себя проявят. Ведь мы никого особо еще не потревожили. Они сначала затаились, но потом поймут, что опасность прошла и можно снова начинать. Деньги-то им нужны.
— Стас, я сегодня изучил одно дело, забавное, между прочим. Фигурант — наркоман, и вдруг все его друзья, которые видели его вечное безденежье, начинают замечать, что у того появились деньги и, представь себе, большие деньги. Напрашивается закономерный вопрос, откуда? Если он раньше побирался, а теперь сорит деньгами?
— Интересно. Может, в люди выбился? Вот, и появились деньги, — без затей предположил молчавший до этого Зимин.
— Может, ты и прав, — сказал я, — но проверить его не помешает. Здесь явно что-то не так. Чем черт не шутит, пока Бог спит.
— Ладно, завтра я его вытащу из дома. Вы сами с ним поговорите или мне дадите? — спросил Зимин.
— Нет, Юра, давай я с ним сам поговорю, заинтриговала меня эта история с богатством.
Утром следующего дня у дверей своего кабинета я увидел парнишку лет пятнадцати. Он подошел ко мне и смело спросил:
— Вы случайно не Абрамов? Меня пригласили на разговор.
Я открыл дверь, и мы вместе с ним вошли в кабинет.
— У тебя паспорт с собой? — спросил я его, на «вы» с этим юношей беседовать было просто невозможно.