Кровь на мечах. Нас рассудят боги
Шрифт:
Добродей уже представлял, как, со всех сторон устремившись к переправе, варяги, словене, поляне и другие союзники пускают кровь степняку, как добрый новгородский топор раскалывает голову то одному, то другому хазарину.
– Глядите! – сидевший на носу привстал и указал на черные клубы, возносившиеся к небесам.
– Налегли, други! По дыму правь! Хазары к югу вышли. Боги с нами, и ветер и течение попутны! – воскликнул Розмич и сам взялся за весло, его примеру последовали все, изнемогшие от долгого ожидания.
Прочие
Лодьи, долбленки, струги выдвинулись лавой. Веслами работали бойко. Шли волна за волной. Первые, достигнув хазарской переправы, старались заякориться подалее друг от друга, давая проход настигавшим передовые суда главным силам.
Подходящие долбленки на полном ходу проскакивали между вырвавшимися было вперед лодьями. Давили и погребали под собой и полуголых пловцов, и лошадей, рассекая вражий брод поперек на сотню или две саженей.
31
Ветрило – старорусское название паруса, правило – руля.
Добродей глянул направо, прищурился, и у самой воды и на склоне уж кипела сеча, там не разглядеть ни лиц, ни стягов. Свою бы жатву поскорей начать. Он посмотрел на юг. Медленно, но неуклонно к переправе на веслах приближалась где-то треть флотилии. Хазарские плоты как раз сносило ей навстречу.
– Не зевай! Парус убрать, весла сушить! Стрелки – к бою! – проорал Розмич, обнажая меч.
– За Новгород! За князя! – грянули ильменцы.
– За Киев! – завопили Златан и Добродей.
Лодья врубилась в стремнину конских и людских тел. Навалилась на них, подминая и уродуя.
Мигом побросали якоря. Судно круто развернуло. Добродей едва успел уцепиться за мачту.
Лучники тут же взялись за дело, опустошая колчаны в беспомощных степняков. Можно было и не целиться, любая стрела настигала ворога или кобылицу. Стрелков оберегали остальные, держа наготове короткие копья.
Хазарин, сжимая в зубах нож, подтянулся, ухватившись за борт. Добродей не медлил, отсеченные пальцы полетели под ноги. Еще одного ловкача Живач поддел на рогатину – насадил по самое яблоко.
Добря глянул на левый берег Днепра. К тому уже приставали один за другим струги, чтобы отогнать степняков, зазевавшихся в самом конце хазарской колонны. Но далеко, не разглядеть. И то хорошо, стрела не достанет.
– Добря! Мать твою! – рявкнул Розмич, сбрасывая показавшегося над бортом хазарина в кровавые воды секущим ударом.
Лодью снова развернуло, лопнул перебитый канат. Повинуясь течению, корма начала описывать окружность, грозя столкновением с прочими судами.
– Плотник! Руби второй! Разумеешь?
Добродей кивнул и стал пробираться
Наконец он добрался до цели:
– Держись, братва!
Изловчился и хватанул по другой якорной веревке. Лодью отпустило и стало сносить вниз, да так быстро, что следовало бы поторопиться:
– Весла на воду, к берегу править!
Отложив оружие, взялись за весла.
– Не к левому! К правому пойдем.
– Но на левом обоз хазарский! – возразил кто-то Розмичу.
– А на другом – князь. Он там первым бой принял. Слава князю Олегу!
– Слава! – грянули все, кроме Добри.
Теперь и течение, и ветер были против них. Но кормщик ловко вывернул лодью из-под надвигавшегося на нее судна. На весла налегли со всей силой и злостью, и чем ближе подходили к правому берегу, тем яростнее ими работали. Все же одной-другой тысяче степняков удалось переправиться без помех. И кровавая схватка там не утихала…
Из воды на прибрежный песок выбрались тяжело. Кабы без щитов и копий, то легче бы пришлось. Но супротив жгучих стрел хазарских броня не спасет, а всадника пеший мечом не достанет. Добродей оглянулся. Златан, Живач, Розмич… все здесь. Ни одного на Днепре не потеряли.
Не успел он о том подумать, Златан, пораженный точно в око, повалился назад. Живач успел прикрыться, выглядывая – откуда стрелы.
«Эх, Златан! Не целовать тебе боле Синеоку!» – с горечью подумал Добродей.
– Чего встали! А ну, все за мной! – крикнул Розмич, устремляясь туда, где еще кипела сеча.
Спешенные хазары, из тех, что потеряли скакунов, но на берег выбрались, ринулись навстречу. Сшиблись, первых насадили на копья. Со вторыми рубились не на жизнь, а на смерть, теряя лучших друзей и товарищей.
– Спина к спине! – прорычал Розмич Добродею, тот немедля прикрыл старшего и завидел новых набегавших с противоположной стороны врагов.
– С-спина к спи-ине! – задыхаясь, проговорил Живач, но упал, порубанный хазарскими саблями.
– Не выдай, плотник! – захохотал Розмич, принимая на щит хазарский клинок.
– Ты паши себе, а я уж не выдам! – откликнулся Добродей, поражая степняка в шею расчетливым ударом.
Тот повалился к ногам победителя, да наскочил еще один, за ним и третий. Добря снова рубанул, отсекая хазарину кисть, отводя выпад другого краем щита.
Мимо брел новгородец, через все лицо багровела кровью длинная рана от сулейманова железа. Вот он упал поверх степняка и затих.
– Сколько же вас наплодилось?! – воскликнул Розмич, отбрасывая в сторону иссеченный щит. – А ну, посторонись! – пригрозил он, подхватывая выщербленный меч павшего Живача.