Кровь на нациях
Шрифт:
… На машине — до Смоленска, самолетом до Саранска, поездом до станции Аияшево, там уже ждала машина, которая и доставила до спецучастка пожизненного заключения колонии строгого режима ИТК-31.
Начальник участка подполковник Илья Владимирович Ганиев в ответ на вопрос, на месте ли заключенный Виренеев, только рассмеялся:
— Отсюда ни бежать, ни тебе на свободу по истечении срока выйти. Тут, как говорится, — на всю оставшуюся жизнь.
— Могу я переговорить с Виренеевым?
— Точно так. Вопрос согласован по начальству. Но предупреждаю, контингент у нас специфический. Кровушки у каждого
— А что, были случаи…Или только предположения?
— У нас не было. А в Челябинске двое таких отморозков, к пожизненному приговоренные, убили майора. Теперь у нас сидят. Снова в одной камере. Но уже без прогулок. Контролерам в камеру заходить запрещено. Все контракты через «амбразуру».
Они вышли в длинный тюремный коридор.
— Виренеев от встречи не отказался. Предупрежден. Но и Вы аккуратно. Контролер с оружием будет находиться в коридоре. Вам оружие не положено.
— Это я знаю, — чуть дрогнувшим голосом заверил Семенов.
По обе стороны коридора — металлические двери, на каждой две бирки. Двухместные «номера». Одиночки не положены даже самым крутым.
Остановились у третьей двери.
— Сокамерник Вашего Виренеева только что выведен на прогулку. В порядке исключения — полчаса Вам на беседу. Контролер мешать не будет. Но в случае чего, сразу зовите. Они с виду многие выглядят подавленно, замкнуто, виновато. А внутри — звери. Только палец дай
"Виренеев. Александр Федорович. 1975 г. р., русский. Осужден по ст. 117, 102, 144. Замена высшей меры наказания. Склонен к побегу".
И ниже, неформальный текст, как «памятка» для контролеров:
"Вместе с подельником изнасиловал и убил трех несовершеннолетних девочек".
Посмотрев в дверной глазок, контролер начал отпирать замки. За железной дверью — дверь решетчатая. Заключенный, широко расставив ноги, руки к стене, стоял спиной к Семенову. На спине белый круг и буквы ПЗ пожизненное заключение.
До автоматизма доведенным речитативом Виренеев отбарабанил статьи своих преступлений, сроки заключения под стражу. После чего ему разрешалось повернуться. На груди такой же белый круг и те же буквы.
За спиной захлопнулась дверь, но звука закрывающегося замка Ванечка не услышал.
На запястье Виренеева были предусмотрительно затянуты «браслеты».
Лицо мертвецки бледное. Взгляд потухший. Кажется, сломлен, вне жизни. Но глаза — затравленного волка, загнанного, но не раскаявшегося, или Ванечке показалось? Вся обстановка говорила, кричала о том, что перед ним кровавый преступник, маньяк, признанный, однако, в Институте Сербского вполне вменяемым и способным отвечать за свои деяния.
Вот он тут и «отвечает».
Многие их здешних, сидельцев писали прошения с просьбой расстрелять: пуля в затылок казалась им избавлением от мук, физических и душевных. Виренеев таких прошений не писал.
Многие пытались покончить с собой.
Виренеев таких попыток не предпринимал.
— Здравствуйте, гражданин начальник. Жалоб нет. Спасибо, — проговорил на одной ноте Виренеев, когда ему было разрешено обернутся и сесть.
Не глядя в глаза, сухо откашлялся, в сторону.
В расположении участка для пожизненных бушует чахотка, восемь человек с открытой формой изолировали. Но вариантов содержания тут не много. И уберечься практически невозможно…
Ванечка обвел взглядом камеру. На окнах решетки, но окна открыты. Не жарко, несмотря на теплый август, сухо, чисто. В углу двухъярусная кровать, стол, в другом углу параша, умывальник. Над столом — две полки. На них книги, бумажные иконки. Но чьи — Виренеева, или его сокамерника, — не узнать.
Разговор не клеился. "Так точно" и "никак нет", — как заведенный отвечал Виренеев.
Семенов, заранее оговорив это с контролером, протянул узнику сигарету.
— Спасибо, начальник, — автоматически ответил Виренеев. И вдруг, сверкнув глазами, пошутил:
— Хорошая вещь табак, сокращает жизнь, — «Минздрав» об этом предупреждает.
— Вы помните Вашего подельника Хилтунена?
— Помню, начальник.
— Не знаете, где он?
— Откуда мне знать, начальник?
— Вас тогда задержали, а он пропал, как в воду канул.
— Может, и канул… — косо ухмыльнулся Виренеев. Словно подразумевая, что слухи до него в СИЗО доходили, что, может, действительно отец жертвы выследил Хилтунена, убил и тело утопил. Но что-то в глазах Виренеева выдало его. И Ванечка решил использовать свое последнее средство. Он знал из материалов «дела», что у Виренеева со школьных лет была девушка, которую он любил, — Вера Романова. Взаимностью он никогда не пользовался, а мечтать не запретишь. И он мечтал, что отслужит в армии, вернется, сделает честь по чести предложение, и они поженятся. Вера о его планах ничего не знала, а если бы и знала, так это ничего бы в ее жизни не изменило. Она никогда не любила Виренеева, а лишь «жалела», по ее словам этого медленно соображающего, длиннорукого парня из параллельного класса.
— Все проходит, — глубокомысленно заметил младший лейтенант. И выдержав паузу, как бы ненароком проронил:
— И любовь, и дружба. А вера в человека остается.
Виренеев молчал, тупо глядя в пол камеры.
— Вот, скажем, Ваша знакомая — Верочка Романова.
— Виренеев молчал.
— Я встречался с ней перед тем, как лететь сюда. Она много хорошего про Вас рассказывала. Как Вы ее однажды от хулиганов спасли, как Вы хорошо рисовали и чертили в школьные годы. Она так и не поверила в то, что Вы могли убить и изнасиловать трех девочек.
— Так это не я, — хрипло вырвалось из горла Виренеева. — Это он.
— Кто он? Хилтунен?
— Да…
— А Вы что же, за ноги держали?
— Нет… Я тоже… Во мне злость такая была на всех девчонок… за то… За то, что… Ну, в общем, была. Мы тогда в лапту играли… Ей было лет14…
— Кому, Вере Романовой?
— Да… Такая красивая. И когда наша команда выиграла, она меня поцеловала…В щеку… А потом… Потом замуж вышла, пока я в армии бы/л.
— Она Вам что-то обещала? Обещала дождаться?