Кровь на нациях
Шрифт:
Мама уже пять лет лежала недвижно, разбитая параличом.
Конечно, крест он нес. Но, как-то не драматизируя сложившуюся ситуацию.
Хотя и без драмы не обошлось.
Через год после того, как слегла мама, ушла жена.
И ее понять можно. Все-таки его дорогая мама для жены — совершенно чужой человек. Пока мама была на ногах, — готовила, ходила по магазинам, платила за коммунальные услуги с пенсии, — а это тоже время, забота, — все подсчитать, проверить, — семейная гармония присутствовала в типовой двухкомнатной квартирке на окраине г. Рудный. Леночка рано утром уходила в детсадик, где работала воспитательницей и музыкальным руководителем, вроде бы по специальности, — она закончила музыкальное
— Вам не кажется, что — звери сегодня что-то уж очень разрычались?
Но в общем жили дружно.
Когда же Петруничева пять лет назад ранили, мама не пережила вида развороченной его спины/ у 9-мм. пули на выходе сильный разворот и вид у раны крайне неопрятный/. Ее разбил паралич.
Петруничев тем временем оклемался и вышел из больницы раньше матери. Успел даже проводить в места не столь отдаленные Ваську Карагача-самопального пахана банды отморозков, который при задержании и жахнул в упор ему в грудь из украденного ранее у участкового «ПМ». Все отморозки надолго отправились в мордовские лагеря.
Петруничев вышел на работу. И хотя быстро ходить ему было еще тяжело, а бегать пока что вообще пришлось прекратить, но по-прежнему пропадал на работе сутками.
А мама лежала.
А Леночка не могла за ней ухаживать. И потому, что уставала в детсадике очень. И потому что ей было противно выносить за старушкой судно и утку. Ничего она с собой поделать не могла. да и сам Петруничев был ей противен, — он приходил поздно, ел что-то на кухне в сухомятку, и часто ложился спать, не приняв ванну, потому что тоже уставал на работе, это она понимала, но простить не могла, потому что от мужа после его засад, захватов и прочих ментовских приключений пахло не очень хорошо — крепким мужским потом, табаком, железом от долгого пребывания в милицейском уазике, бензином.
Курить он начал, когда мама слегла. От водки же удержался, хотя частенько было невыносимо.
В общем Леночка ушла. И он ее не удерживал. Хорошо повезло с соседкой Тоней. Как-то справлялись. По хозяйству. А вот что касается личной жизни, то все казалось беспросветным. Пока в горотделе не появилась Люсенька Конюхова, новый эксперт-криминалист. Тут забрезжила надежда. Но роман был в самом начале. И что-то предсказывать было пока рано. Хотя Люсеньку он домой приводил. И с мамой они друг другу понравились. И вообще — жизнь не кончается.
…Он рывком бросил свое сильное тело в открытую водителем Саней Евстигнеевым дверцу машины, плюхнулся на сиденье, и почувствовал острую боль в груди. Хотя и сшили его в госпитале МВД отлично, но какие-то спаечки, внутренние швы там, в груди, должно быть побаливали. Но кардиограмма хорошая. Так что жить будем.
— Ну, чего там? — спросил он Саню, бросая на заднее сиденье "тревожный чемоданчик".
— Чего — чего, зверское убийство, — важно бросил Саня. И добавил, с гордостью за себя, свободно владеющего профессиональной терминологией
— Убийство в условиях неочевидности…
— Кто убит? — серьезно спросил Петруничев.
— Девушка. Красивая, — грустно добавил Саня.
— Кто убийца? — уже "с покупкой" спросил капитан.
— А это Вам, товарищ капитан, предстоит выяснить, — злорадно пообещал Евстигнеев.
Отношения у них были хорошие, не смотря на разницу в званиях, но в силу отсутствия разницы в возрасте. Их не ухудшило и появление в городской милиции эксперта-криминалиста Люсеньки Конюховой, у которой по словам очевидцев, а ими было почти все население города, ноги росли от коренных зубов. Она только что окончила рязанскую школу милиции и прибыла в Рудный для дальнейшего прохождения службы. Первый ее, по распоряжению полковника Скибко встречал в Смоленске на вокзале Саня Евстигнеев. И почему-то решил, что тот факт, что он познакомился с Люсей первым, давал ему какое-то преимущество перед другими сотрудниками правоохранительных органов города Рудный. Вскоре выяснилось, что с непрофессиональным интересом новый эксперт-криминалист смотрит только на одного человека, — красивого, статного, веселого, удачливого в розыске капитана Петруничева. У капитана, с точки зрения выстраивания с ним серьезных отношений, был только один недостаток, — прикованная к постели мать. Вся милиция города Рудного ждала, как на этот недостаток среагирует новая городская богиня — Люсенька Конюхова.
Она среагировала правильно. Словно бы и не заметила у капитана Петруничева никаких недостатков…
Стоило капитану представить себе, что Люсенька сейчас уже тоже встала, позавтракала своими любимыми сосисками с зеленым горшком, выпила чаю липмановского, заваренного с мятой, и ждет его в двух кварталах отсюда, как на душе стало сладко и тепло и боль в груди, ушла далеко-далеко.
— Криминалиста заберем по дороге? — спросил капитан. Впрочем, в словах его собственно вопроса не было. Это было скорее утверждение в вопросительной, чтобы не обижать Саню субординацией, форме.
— А то… — важно бросил Саня. — По пути же…
— А Серега Деркач?
— Не велик барин, пацан еще. И пешком дошкандыбает, — посуровел Саня.
Евстигнеев еще мог понять, а поняв простить, что Люся предпочла ему, водителю I класса, асу, фактически, капитана Петруничева, действительно, если объективно, неотразимого для женского сердца кавалера. Но то, что с первого дня за Конюховой начал ухаживать и молодой следователь ГУВД Сережка Деркач, выводило его из себя. Несмотря на то, что с самого начала Деркачу было неоднозначно дано понять: шансов у него нет никаких.
Город Рудный — не большой, тут все про всех знают.
— Здравствуйте, мальчики — приветливо бросила Люсенька, с трудом просовывая длинные стройные ноги в чрево милицейского «уазика».
Обращение было не по форме. Но устроило обоих.
Люся устроила на заднем сиденьи свой достаточно тяжелый криминалистический чемодан, облегченно откинулась на спинку сиденья, с шаловливой улыбкой посмотрела на крепкие стриженые затылки коллег.
— За Сережей Деркачом будем заезжать?
— Нет, — хором ответили Петруничев и Евстигнеев. Посмотрели друг на друга, и рассмеялись. Хотя все точки над и в их отношениях с Люсей были давно расставлены, они про6должали, а может, просто делали вид, — ревновать к немного приторно красивому и потому весьма самоуверенному Сережке Деркачу их "милицейскую богиню".
— И то верно, молодой еще. Не повредит пешочком пройтись, — эти слова Люсеньки Конюховой пролились бальзамом на сердца коллег.
До места происшествия на машине — пять минут ходу.
Там уже ждал Деркач. Через минуту подъехали Скибко, Мищенко, врач.
Когда врач официально констатировал факт смерти, Мищенко спросил ее:
— Причины смерти можете сразу установить?
— Пока только приблизительно. Смерть наступила скорее всего часов восемь-десять назад в результате острой потери крови, — поражения по видимому, сосудов, — раны в таком месте, что скорее всего поражены правая и левая коронарная артерии, — болевого шока.