Кровь над короной

Романов Герман Иванович

Глава 6

Киль

Вдовствующая герцогиня Голштинии

Софья-Фредерика

вечер 28 сентября 1764 года

— Как вы себя чувствуете, Алексей Григорьевич?

Екатерина с нескрываемой жалостью посмотрела на скрюченного Алехана, который был с нее ростом, и даже меньше. Куда делся тот могучий красавец, руки которого держали ее в крепких объятиях, даря чувственное наслаждение, когда голова кружилась от счастья.

— Может, вы приляжете на кровать? Вам помочь до нее дойти?! Обопритесь на мою руку!

Бывшая императрица

тут же осознала, что этими словами она могла оскорбить прежнего Алехана. Но нынешний вызывал у нее брезгливую жалость. Изуродованное лицо с вытекшим глазом, выбитыми зубами и многочисленными шрамами могло бы вызвать страх, но не сейчас — перед ней был не человек, а лишь его тень. Скрюченные из-за плохо срощенных костей ноги, дрожащие руки и жалостливый голос — она с трудом подавила чувство презрения, мысленно решив — пусть калека живет на ее милостях, но встречаться с ним она уже не будет.

Зачем воскрешать былые отношения с немощным уродцем, утратившим все мужское естество, отшибленное напрочь матросским башмаками?! А ведь поначалу она подумала, что это ее недостатки послужили причиной холодности брата бывшего фаворита. Нет, просто ни на что не способен человек как мужчина, превратившись в дряхлого импотента!

Проиграл Алексей Григорьевич свою последнюю схватку на реке Неве, пойдя на абордаж, но лучше бы погиб там, оставшись в ее памяти настоящим мужчиной, а не этой безвольной, искалеченной куклой, за которой даже служанки будут с нескрываемым презрением и брезгливостью ухаживать, сажая его на ночной горшок.

Неужели у него не хватило мужества просто умереть?! Или бросится грудью на клинок кинжала?! Храбрец, который восхищал ее, обладанием которого она гордилась раньше, превратился не просто в немощного мужчину, но жалкого труса!

Алехан двинулся на нее какой-то дергающейся, но до ужаса знакомой походкой. И тут же раздался его голос, но не хриплый от слабости, а с теми же узнаваемыми нотками, в которых женщина, к своему удивлению и ужасу, признала покойного супруга.

— Проклятые Орловы изуродовали меня, а потом людишки царя Ивашки дело злое довершили, канальи! Воры, изменники! Что так на меня смотришь, женушка?! Почему артикул не выполняешь и в строй по барабану поздно встаешь?! Маршировать!

Екатерина потрясла головой — перед ней было видение убитого по ее приказу мужа. Она попыталась вскрикнуть, но тут фигура начала распрямляться, и за доли секунды превратилась в настоящего Алехана, оскалившегося знакомой хищной улыбкой.

Прошла еще секунда, и женщину сдавили мощные объятия, ее как легкое перышко подняли на руки, донесли и бросили на кровать. Мощные ручищи сорвали с нее вечернее платье, ткань кое-где была порвана — краешком мозга, еще незамутненного, в ней взвыла извечная бережливость. Но протест был тут же задавлен на корню все поглощающим поцелуем. Тело воспылало под крепкими ладонями, Екатерина обмякла, и покорно приняла навалившееся сверху тело победителя.

Такова участь всех женщин, и даже цариц…

— Мне

часто говорили, что ты великий плут и хитрец, которому нет равных. Я знала это, видела не раз твои кунштюки, но ты меня провел, поверила, дурочка, в твою мнимую слабость!

Екатерина засмеялась, поглаживая пальчиками широкую грудь Алехана. Как приятно было лежать на его мощном плече, вдыхать мускусный запах любовного пота, чувствовать себя утомленной и побежденной в любовном поединке, и ожидать продолжения оного, как только восстановятся силы жаждущего ее тела мужчины.

— Зато убедился, что кунштюк сработал!

Широкая ладонь прошлась по ее груди, сдавила бедро так, что Екатерина Алексеевна затрепетала от охватившего ее желания. Но бывшая императрица всегда отличалась крепостью воли и здравостью ума, а потому засмеялась и куснула любовника за ухо. Зашептала:

— Для чего ты хочешь этим придурком прикинуться?! Как ты этим фокусом Ивашку проведешь?!

— Много хочешь знать, скоро состаришься!

Алехан отшутился, и неожиданно навалился на нее, раздвинув ее колени. Она только закрыла глаза от любовного томления, увидев знакомое выражение на его лице, и покорно приняла ненасытного любовника, сама терзаясь от чувственного желания…

— Надеюсь, ты больше не будешь ходить немощным старичком по замку, тяжко вздыхая как приведение?

Екатерина откинула длинные черные волосы за спину, чувственно потянулась, как сытая кошка, видя, как Алехан сыто посматривает на нее одним глазом. Женщина прекрасно знала, что сшитый из редкого в Европе муслина ее пеньюар, отороченный белопенными кружевами (хорошо, что ей успели его пошить в Петербурге, и значительную часть вещей вывезли на английском корабле), просвечивается. И поневоле притягивает взгляд изголодавшегося по женской ласке мужчины.

— Как чудно, милый…

Ей было хорошо, что на смену покойного Григория, красивого, но недалекого, пришел его брат, пусть вообще некрасивый, но ловкий, умный, изворотливый и предусмотрительный. Тем более что в постели они были невероятно схожи — даже наслаждение дарили одинаково, иной раз бросая ее тело в такую пучину страсти, что она теряла сознание.

— Нет, Като, пусть меня видят таким немощным уродцем, за которого ты меня и приняла. Если ты попалась на этот кунштюк, то и другие его примут. За «чистую монету» возьмут, не разглядев фальшивку. Надо так проделать, Екатерина Алексеевна, расскажу зачем, но позже. Иди ко мне!

Алехан усмехнулся, протянул свою лапищу и так погладил ее бедро, что женщина мгновенно вспыхнула пучком сухой соломы, к которой поднесли горящий факел…

— У тебя от шпионов Ивашки не продохнуть, так и снуют по Килю, как заведенные. А мне в Россию обратно вернуться нужно — я Ивашке смерть братьев никогда не прощу!

— Хочешь его убить?! Вряд ли тебе такое удастся, вокруг него утроят охрану, как только почувствуют хоть малейшую опасность, — Екатерина размышляла, устроив свою голову на его плече.