Кровь нынче в моде
Шрифт:
Я стараюсь держаться бодрячком. Но если «Наблюдатель» зрит в корень (и тому имеются доказательства!), то у меня серьезные проблемы — кто-то еще видел меня с Джеймсом в углу, «глубоко втянутой в беседу». А на прошлой неделе, на вечеринке в «Сакс», это была сама Лиллиан. Даже если остальные не станут меня подозревать, она все равно догадается.
День тянется бесконечно долго.
На этот раз Алекса не достает нас своими поручениями. Меня подмывает пройти мимо отдела фото и взглянуть на Джеймса, но я все не решаюсь. Остается
И когда я начинаю уже подумывать о еде, раздается громкий стук в нашу дверь. Я не могу заставить себя повернуться и слышу, как Рэйчел голосом, вибрирующим от благоговейного страха, произносит:
— Привет, Лиллиан! Привет, Алекса!
Я, как при замедленной съемке, разворачиваюсь на своем кресле, чувствуя мгновенно, как вспотели мои ладони. В черной узкой юбке (такие юбки в обтяжку в этом сезоне называют «второй кожей»), черном блейзере и кожаных лакированных туфлях Лиллиан выглядит восхитительно, как готический архитектурный шедевр. Мы встречаемся взглядами. Ее матовые красные губы вдруг искривляются. Это похоже на улыбку. Но это не может быть улыбкой! Лиллиан не может продолжать относиться ко мне дружелюбно, узнав, что я, проработавшая под ее началом так мало, — ее соперница. Особенно после того, как «Наблюдатель» позволил себе непростительный грех — посмеяться над ее возрастом.
Алекса выглядит недовольной — до меня доходит, что бульварная пресса ни разу не упомянула о ней. Неудивительно, что она вне себя от негодования.
— Кейт, — обращается ко мне Лиллиан. — У нас для тебя особый сюрприз.
О Боже!
— Теперь, когда Риз больше нет с нами, ее колонка осиротела. Она вела «Девичий разговор». Мы бы хотели, чтобы ее содержание отвечало запросам молодежи и рубрика стала регулярной.
К чему это они клонят, и что случилось с Риз?
— Лучше, если этим займется человек, не имеющий соответствующего опыта, — добавляет Алекса.
Лиллиан продолжает:
— Лорен сказала мне, что ты хотела бы писать и у тебя даже есть кое-какие идеи.
Они возникли у меня только на прошлой неделе, а кажется, что это было так давно.
— Да, — запинаясь, говорю я.
Нина и Рэйчел обратились в слух.
— Я за «здоровую» моду. В нравственном отношении здоровую. Если бы я вела эту рубрику, то обратила бы внимание читателей на одежду, при производстве которой не использовался рабский труд. Экологически безопасные ткани — и для людей, которые шьют, в том числе. Аксессуары с низким содержанием углерода. Тему можно развивать сколько угодно…
В комнате повисает напряженная тишина.
— Для меня это звучит как РЕТА, — холодно говорит Алекса.
При слове «РЕТА» слышится нервное ерзанье. Нина исподтишка бросает взгляд на Лиллиан в ожидании вспышки гнева. Все в «Тэсти» отлично знают, что наша начальница — личный враг РЕТА.
— Можно ли считать эту одежду «крутой»? — спрашивает Лиллиан.
Здесь словечко «круто» считается высшей формой похвалы. Противоположность
— Конечно. — Вспотев, я сбивчиво продолжаю свои объяснения: — Надо же думать и о демографии. Один магазин в Лос-Анджелесе как раз проводит неделю «эко-моды». А торговая марка «Стюарт энд Браун» использует исключительно натуральный хлопок и жертвует часть своей прибыли на охрану окружающей среды. — Я провела собственное исследование.
По выражению лица Лиллиан ничего невозможно понять.
— Хм! — выражает свое отношение к сказанному Алекса. Я воспринимаю это как нечто худшее, чем просто отстой. — Мода должна быть забавной.
— Это может быть забавно — носить экологически чистую одежду, — вставляю я.
— Чистая одежда… — задумчиво произносит Лиллиан. — Мне нравится. Подготовь что-нибудь к среде.
Лиллиан чудесным образом раньше всех узнает новости. Единственно возможное объяснение ее продолжающегося благоволения ко мне — это то, что она не читала сегодня «Наблюдателя».
Интересно почему?
Лиллиан и Алекса испаряются, оставляя нас одних.
Рэйчел с грохотом обрушивается на свой стол и начинает причитать:
— Я должна была получить эту работу! Я — писательница! Я веду живой журнал в Интернете изо дня в день. — Она ударяется головой о свой письменный стол. — Я умоляла их — Лиллиан, Лорен, Алексу, Кристен, Алессандру, Риз, всех их! — бум! — дать мне возможность написать хотя бы одну-единственную крошечную статейку. Я так мечтала получить эту гребаную работу!
— Ты просила их об этом? — визжит Нина. — А я ничего об этом не знала!
— Конечно, просила. Ты идиотка! — кричит Рэйчел.
Обычно счастливое лицо Нины мрачнеет.
— Возможно, я и не гений, но по крайней мере, не бегаю по редакции, умоляя опубликовать свою писанину.
— Лучше закрыть дверь, — вполголоса говорю я, вскакивая со своего места.
Рэйчел продолжает истерику.
— Что за смысл работать в редакции, если тебя не публикуют, пока ты молода и полна энтузиазма?
— Девочки, — говорю я, нервно переминаясь с ноги на ногу, — давайте объединим усилия. Возможно, если мы поддержим друг друга, каждая из нас добьется того, чего хочет.
Нина и Рэйчел непонимающе уставились на меня. Они не видят дальше своего носа, и это удручает.
— Я могла бы помочь вам обеим — например, поспособствовать тому, чтобы вы были в списке приглашенных на вечеринки. Или замолвить кому надо словечко касательно публикации ваших материалов. Однако, видя ваше отношение ко мне, я спрашиваю себя: а стоит ли утруждаться?
— Зачем тебе делать это? — спрашивает Нина. — Какая тебе от этого выгода?
— Просто я добрая.
Рэйчел поднимает голову со столешницы. Лицо у нее красное, а волосы прилипли к губам.
— Добрая? — переспрашивает она. — Я хочу стать редактором журнала! Быть посредственностью и ничего не делать — это не для меня! — Она сжимает кулаки и выпрямляется.
— Попробуй сделать дыхание «уджай», — советует Нина. — Йога при таких состояниях помогает.