Кровь. Царство химер
Шрифт:
— Так. Прости. Я не хотел говорить, но он настаивал…
— Ну да, настаивал. Как всегда. Значит, ты с ним разговаривал? — Ей на мгновение захотелось столкнуть этих стариков лбами. — И куда он отправился? Мне нужно кое-что ему рассказать.
Сайфус отодвинул свой табурет, поднялся на ноги:
— Рашель, прошу тебя. Куда бы он ни направился, тебе туда нельзя. Они выехали рано утром, на быстрых лошадях. И уже на полпути от пустыни.
— Какой пустыни?
— Ну… большой пустыни за лесом. Тебе за ним
— Никто не может запретить жене искать мужа.
— Но ты еще и мать…
— Я сражаюсь лучше, чем половина наших Стражников, и ты это знаешь! Я же и учила их боевому искусству! Или ты скажешь мне, куда он поехал, или я выслежу его сама!
— Но в чем дело, дитя мое? — мягко спросил Джеремия. — Зачем он тебе понадобился?
Она помедлила, не зная, что именно успел рассказать старику Томас.
— Я кое-что узнала — такое, что может спасти жизнь и ему, и мне, — вымолвила, наконец.
Джеремия посмотрел на Сайфуса, но помощи не дождался.
— Он отправился к ущелью Наталга, с двумя лейтенантами и семью солдатами.
— И что он собрался там искать?
— Вождя Орды, в пустыне по ту сторону ущелья. Но тебе не следует за ним ехать, Рашель. Боюсь, его решение добыть книги доведет нас до беды.
— К тому же, — сказал Александр, — мы не можем себе позволить по чьему-то капризу отослать еще часть охраны.
— Это связано с его снами? — спросил Сайфус.
— Может, это вовсе и не сны, — ответила Рашель и сама удивилась, поняв, что сказала.
— И ты туда же?
На этот вопрос она не сочла нужным отвечать.
— То, что я знаю, может спасти моему мужу жизнь. Не отпустите меня — и его смерть будет на вашей совести.
Они промолчали.
— Если вы знаете еще что-то, что может мне помочь, пожалуйста, не сомневайтесь — сейчас самое время рассказать.
— Да как ты смеешь нами манипулировать! — взорвался Сайфус. — Если кто и способен уцелеть, затеяв столь дурацкий поход, так это Томас. Но его жене мы не позволим рыскать по пустыне за четыре дня до Собрания!
Рашель спустилась с крыльца и повернулась к ним спиной. Попытки этих стариков ее остановить только укрепили желание поскорее увидеть Томаса. Решение, рожденное пониманием его правоты.
— Рашель!
Обернувшись, она встретилась взглядом с Джеремией, стоявшим на краю крыльца.
— Из ущелья они поедут прямо на запад, — сказал он. — Умоляю тебя, дитя мое, не ходи. — Помолчал, потом обреченно продолжил: — Возьми побольше воды. Сколько лошадь унесет. Быстро скакать не сможешь, конечно, но болезнь тебя и вовсе остановит.
Дрожь в его голосе вызвала у нее раздражение.
— Он хочет стать одним из них, — сказал Джеремия. — Хочет пробраться в лагерь.
Рашель сперва не поверила своим ушам.
И тут же поняла, что это правда. Именно так Томас
Она бегом припустила к конюшням.
Милый Элион, дай мне силы!
Майкиль, Уильям и еще семеро бойцов — самых лучших. Девять человек. Считая с ним самим — десять.
Каждый вез по три запасных фляги с водой, что тормозило их больше, чем хотелось бы Томасу. Но он затеял опасную игру и не мог рисковать, оставшись без очистительной воды.
Они скакали без отдыха весь день и добрались, наконец, до того самого каньона, в котором взрывали порох тридцать шесть часов назад. От тысяч мертвецов, погребенных под обломками и разбросанных по пустыне, несло жутким зловонием.
Коней они подобрали самой светлой масти, какая нашлась. Скакун Томаса зафыркал, забил копытом по песку. Томас пришпорил его, и тот неохотно двинулся вперед.
— Не верится, что все это сотворили мы, — сказал Уильям.
— И это не конец, — откликнулась Майкиль. — Конец еще впереди.
Томас прикрыл нос шарфом и повел свой отряд по ущелью, среди валявшихся всюду вражьих тел, закутанных в джутовые плащи. Ему не раз приходилось видеть смерть, но размах этого побоища вызывал тошноту.
Говорили, что в Орде о человеческой жизни беспокоятся меньше, чем о жизни лошадей. Тех, кто не повиновался вождю, наказывали жестоко и без суда. Чаще всего им ломали кости, не проливая крови, и оставляли умирать под палящими лучами солнца. Лесным Стражникам случалось натыкаться на их искалеченные тела. Публичная же казнь заключалась в том, что преступника топили, и подобная смерть страшила всякого Паршивого больше любой другой.
«Должно быть, воды они боятся не только из-за боли при омовении, — подумал Томас. — Но это одна из причин».
Заехав поглубже в ущелье, он остановился возле нескольких мертвецов, лежавших рядом. Спешился, снял с одного из них, отмахиваясь от мух, плащ с капюшоном, встряхнул его. Закашлялся и бросил плащ на круп своего коня.
— Вперед, — сказал он. — Всем переодеться.
Уильям соскочил с седла, проворчав:
— Не думал, что паду так низко, чтобы надеть уродскую одежду.
Но послушно принялся раздевать другой труп. Тем же занялись и остальные, сыпля проклятиями, — не потому, что были против приказа, просто всем было тошно. Вонь впитывалась в джутовую ткань намертво.
Томас забрал у мертвеца меч и нож. Обувь. Ножные Щитки — это было что-то новенькое. Обитатели Пустыни не носили раньше твердой, дубленой кожи и доспехами почти не пользовались — из-за болезни. Но эти ножные Щитки оказались подбитыми мягкой тканью, уменьшавшей трение.
— Учатся, — заметил он. — Скоро нас догонят.