Кровь. Царство химер
Шрифт:
Он перестал расхаживать, подошел к ней и поцеловал в губы.
— Спасибо! Спасибо, спасибо!
Она невольно улыбнулась. Стоят люди посреди пустыни, в нескольких милях от Орды, и целуются, потому что пришли к согласию насчет своих снов…
— Тебе еще что-нибудь снилось? — спросил он.
Рашель перестала улыбаться:
— В дороге я спала, конечно.
— И?
— И снилось мне Собрание.
— Но не Моника. Должно быть, с тобой случилось что-то, что помогло увидеть этот сон. — Он потер виски. — Но что?.. А она знает?
— Ты о Монике?
— Когда
Рашель об этом понятия не имела. И пожала плечами:
— Кажется, она обо мне не знает. Во всяком случае, не думает обо мне. Вернее сказать, не думала тогда, когда я… смотрела ее глазами.
— Возможно, потому, что она не видела тебя во сне. Ты знаешь, что она существует, но она не знает, что ты существуешь!
Вывод этот взволновал его гораздо больше, чем Рашель.
— Меня это не утешает, — сказала она.
— Но почему? Главное, что ты знаешь! Ты не представляешь себе, что это значит для меня, Рашель. Мы как-то связаны с тобой в обеих реальностях. Я больше не одинок. О, сколько раз я думал, что, возможно, схожу с ума!
— И теперь твое безумие передалось мне. Чудесно. Но мне не кажется, что мы с тобой связаны в обеих реальностях, как ты их называешь. Во всяком случае, не так, как я понимаю связь. — Она понизила голос: — Ты любишь Монику?
Он захлопал глазами:
— Нет. С чего бы это?
— А должен!
Томас вытаращился на нее.
— Я имею в виду, должен любить меня, если я — Моника.
— Но мы не знаем, Моника ли ты.
— Зато знаем, что она и я уж точно как-то связаны.
— Да.
Рашель подняла свой пораненный палец:
— И то, что происходит с ней, происходит со мной.
— Похоже, так.
— А этот человек — Свенсон?.. Он собирается убить Монику.
Томас некоторое время помолчал, словно осмысливая услышанное. Потом взял Рашель за руку и поднес к своим губам порезанный палец. Поцеловал ранку.
— Сны не убьют тебя, любовь моя.
Но рука у него самого дрожала.
— Не успокаивай меня. Ты знаешь это лучше, чем я. Говорил мне то же самое еще пятнадцать лет назад. И повторил вчера вечером. Если мы умрем в историческом прошлом, значит, умрем и здесь. Я этого не понимаю. И не уверена, что хочу понять, но это — правда.
— Я не позволю тебе умереть!
Она шагнула ближе, прижалась к нему:
— Тогда ты должен видеть сны, муж мой. Должен остановить вирус, раз уж нам известно, что он убьет большинство людей. И я очень сомневаюсь в том, что Свенсон оставит Монику в живых.
— Думаешь, я сумею изменить прошлое?
Она заглянула ему в глаза:
— Коли не сумеешь… коли мы не сумеем, оба можем умереть. И там и здесь. И что тогда станется с нашими лесами? С нашими детьми? Ты должен освободить Монику. Раз любишь меня — должен освободить ее.
Томас напрягся:
— Значит,
— Нет. Тебе сейчас нужно увидеть сон. Я знаю, где держат Монику.
13
Овальный кабинет.
От этой комнаты веяло силой. Невероятной силой и уверенностью. Но, ожидая аудиенции у президента Блэра и наблюдая за царившей вокруг суетой, Томас сомневался в том, что сила эта окажется достаточно велика.
Он мог только гадать, кто уже знает о штамме Рейзон, а кто нет, но напряженные лица многочисленных визитеров выдавали их паническое состояние.
Посетителями по большей части были, конечно, сотрудники самого кабинета; остальные — лидеры оппозиции, угрожавшие публичным выступлением, законодатели с самыми добрыми намерениями, могущими привести страну на край гибели, и другие им подобные.
Если уж и в этих величественных залах ощущалась паника, то что же творилось в других правительствах? Как понял Томас, сдались уже лидеры почти всех западных стран. И всего-то на второй день кризиса!
Наконец он уселся на обитый золотистой тканью диван напротив президента. Рядом с Блэром, на точно таком же диване, сидел Фил Грант. Справа от него — Рон Крит, начальник штабов вооруженных сил. Возле камина, в зеленовато-золотистом кресле — Клэрис Мортон, поддержавшая Томаса на вчерашнем заседании. С портрета на стене между ними взирал на всех присутствующих Джордж Вашингтон. Роберт Блэр, Фил Грант и Рон Крит были при галстуках. Клэрис — в темно-фиолетовом деловом костюме. А Томас — все в тех же черных слаксах и белой рубашке — своей единственной более-менее парадной одежде. Впрочем, он полагал, что его внешний вид президента не заботил.
— Итак. Вы уверены, Томас? — спросил Блэр.
— Насколько я вообще могу быть в чем-то уверен, господин президент. Для вас это, конечно, все еще звучит невероятно, но именно так я изначально узнал и о вирусе.
— Вы утверждаете, что нашли исторические книги — те самые, в которых сказано, что произойдет дальше. И, что еще важнее, узнали, где держат Монику де Рейзон?
— Да.
Президент взглянул на Крита, который поднял бровь, как бы говоря: «Вы хотели этой встречи, не я».
Томас проснулся рано и целый час пытался поймать Гейнса или Гранта — любого, для кого важна была новая информация, раздобытая им во сне. Выяснил кое-как, что оба провели ночь без сна и в настоящий момент спят. И только к девяти утра ему удалось уговорить помощника разбудить Гранта.
Через три минуты с ним в конференц-зале были и Грант, и Гейне. И когда он рассказал, что это за новая информация, они нажали на все пружины, чтобы устроить ему встречу с президентом.
Кару он убедил отправиться в Нью-Йорк. В это непростое время им обоим следовало бы побыть с матерью, но Томас не мог уехать из Вашингтона. Пока не мог.