Кровавая алхимия: тайна Золотого города
Шрифт:
Мецтли положила голову на колени Радомиру и периодически переводила печальный взгляд с него на меня и обратно. А он со злостью и раздражением вернулся к рецепту и продолжал вымешивать целебную кашицу.
Боль отупляла. Я уже жалела, что наговорила брату правды, то есть гадостей. Но уверилась, что вампиры не способны ощущать мир так же, как люди, и повторила бы это снова. Возможно, ни Тристан, ни Северина не понимали наших чувств не оттого, что не хотели, но не могли. Не могли даже вообразить, ведь давно забыли, каков человеческий
Радомир: погреб, улицы Калининграда, дом на территории охотников
Лилия велела раздобыть образец растительной крови, и я ломал голову, стоит ли говорить об этом сестре. Она получила сегодня достаточно ран, как физических, так и сердечных.
Кому как не мне понимать ее чувства? Во мне ее искра, частичка ее души. И она ноет, рвется на мелкие кусочки.
Алиса не хотела отдавать разработку, а я обещал подыграть Тристану и пробраться в то место, где охотники держат Лизу, других вампиров и, как оказалось, людей им на прокорм.
Меня передернуло от омерзения.
Туда надо идти целым отрядом, брать гадов штурмом!
Я попытался завести разговор, но он закончился ссорой. А ведь я не успел спросить главного. Вот и хорошо. Не буду ворошить улей.
Что вырвалось наружу, сестрина боль или мои собственные чувства?
Раньше я мало общался с людьми просто так. Только по делу. Мне представлялись бессмысленными их страдания, а нытье убогим и малодушным. Я наблюдал со стороны за эмоциями, которые казались слабостью. А они были проявлением живого в человеке.
Может, оттого слова сестры разозлили меня? Мне всегда было скучно рядом с людьми, и только рядом с вампирами жизнь заиграла новыми красками. Ведь я давно умер, застыл, выпал из простой реальности и существовал лишь за счет Алисы, с помощью алхимии.
И все же, химия правила балом. Потому я и разозлился, услышав правду. Правда ранила и меня – того, кто уже давно растерзан.
– Мне тоже можно, – прошептал, склонившись над Мецтли. – Мне тоже можно быть живым. И тогда не страшно смотреть правде в глаза.
Алиса отозвалась невнятным стоном. Я подхватил миску, где приготовилось снадобье и перебрался на краешек нового дивана. Мы успели изгваздать его томатным соком, заменителем и настоящей кровью. Горчичная обивка теперь больше походила на гигантскую коробку от пиццы «Маргарита».
– Снимай.
– Отвернешься?
– Я сейчас в роли лекаря, которому можно смотреть на нижнее белье болезных родственников. – Закатил глаза и шлепнул себя по лбу.
Алисина рваная рубашка и так ничего не прикрывала. Но вместо того, чтобы последовать собственным словам, опустил на веки ладонь, которая медленно сползла со лба на нос.
– Мне нужна перекись и чистые бинты, а не толченый подорожник, – продолжала пререкаться сестра.
– Тогда надевай пальто, отвезу тебя в больницу. Зашьют и дело с концом.
– Готова.
Рука оторвалась от лица и потянулась к косухе. Я вложил в печальный вздох как можно больше неодобрения, но вдруг понял, что Алиса разделась и зажмурилась в ожидании лечебной процедуры. Хомяк на ее груди шевелил тонюсенькими, почти невидимыми усами и перебирал лапками, причиняя ей боль. Она морщилась.
– Прости меня, – проговорил тихо, нежно, чтобы успокоить сестру. Вывалил целебную кашицу ей на плечо, аккуратно размазал, постарался не касаться подушечками пальцев покрасневших краев. – Я тебя понял. Для того, чтобы жить тоже нужна смелость. И ты тоже в конце концов поймешь, почему я так поступил. А сейчас просто прости меня. – Решительно встал и, пока она не разомкнула веки, схватил со стола чашку Петри и пару образцов заменителя. – Я вернусь с перекисью и бинтами, но, надеюсь, к тому времени тебе станет лучше. И мы поедем ночевать в квартиру, как нормальные люди. Я готов платить за половину, пока не вернется Лиза.
Чмокнул ее в лоб, потрепал Химичка по миниатюрному загривку.
– Спасибо, – промямлила Алиса в полудреме. – Нашими жизнями управляют гормоны и инстинкты.
– Мы сами управляем свой биохимией, отдыхай.
– Мы сами. Неосознанно. Мозг подает сигнал в гипоталамус…
– Вот так. И больше не сомневайся.
Снова поцеловал ее и с широченной улыбкой выбрался на лестницу. Велел Мецтли охранять Алису и присматривать за хомяком. Лабораторный грызун с повадками верного пса пугал похлеще логова заговорщиков. Он ловко выводил вампиров из строя, и неизвестно, чего ждать от звереныша дальше.
Вдруг алхимия приготовила для него очередную трансформацию?
***
Проливной дождь словно огибал крупный силуэт охотницы. Светоотражающий серебристый дождевик оставался сухим и скрывал Лилию не только от капель. Она терялась на фоне серых деревьев и намокшего снега, часть головы и бедро проваливались в другое измерение. Искаженная фигура выглядела обкусанной, неестественной, словно вырезанной из восьмибитной игры. (Прим.автора: 8 бит – это разрядность процессора. Чем больше разрядность, тем больше памяти он может адресовать. Восьмибитные консоли могли держать максимум 64 кб оперативной памяти и поддерживали простейшие игры. Графика состоит из пикселей-кубиков.)
– Ты долго, – проронила Лилия вместо приветствия.
– Вез аккуратно, чтобы не расплескалось, – отбил претензию и похлопал себя по груди. Необъятные карманы любимой косухи прятали тайную разработку.
Я все еще сомневался в верности принятого решения. Но за свою жизнь успел убедиться точно, что в этой игре нет неправильных ходов. Мы все так или иначе приходим к необходимому результату. Вот только мы не всегда знаем, чего на самом деле хотим.
– Я бы могла сделать сама, но время… – Теперь Лилия похлопала себя по бедру, вероятно, в кармане лежал смартфон.