Кровавая луна
Шрифт:
Программист улыбнулся и откашлялся.
– Магнитофон «А-фэ-зэ девятьсот девяносто девять» фирмы «Ватанабе». Розничная цена около семи тысяч долларов. Продается только в нескольких лучших магазинах стереотехники. Используется главным образом двумя не связанными друг с другом группами людей: любителями музыки, которым хочется в один прием записать целый рок-фестиваль или длинную оперу, и полицейскими службами, ведущими длительное тайное прослушивание. Возьми любой компонент механизма – это поэма. Лучшее, что можно купить за деньги. Лучшее, что может родить японская технология. Ты видишь перед собой совершеннейший шедевр.
Ллойд похлопал в ладоши:
– Браво. А теперь еще один вопрос. На этой штуке имеются скрытые серийные номера? Короче, техпаспорт?
Арти покачал головой:
– Эта модель попала на рынок в середине семидесятых. Никаких аналогов, серийных номеров нет, как и разнообразия в окраске – только базовый черный цвет. Корпорация «Ватанабе» строго соблюдает традицию. Они не станут менять дизайн этих машинок. И я их понимаю. Невозможно улучшить совершенство.
Ллойд взглянул на магнитофон. Тот был в отличном состоянии – ни единой царапины.
– Дерьмо, – вздохнул Ллойд. – Я надеялся сузить круг возможных покупателей. Слушай, а эта штука числится в спецификации розничных продаж вашего отдела?
– Ясное дело, – подтвердил Арти. – Хочешь, составлю тебе список?
– Да, – кивнул Ллойд. – Прямо сейчас, хорошо? Я пока заберу ее, пусть проверят на «пальчики», и сразу вернусь.
В центральной криминальной лаборатории отдела научной экспертизы дежурил один спец по отпечаткам пальцев. Ллойд передал ему магнитофон со словами:
– Скрытые отпечатки, поиск по всей стране. Я хочу, чтобы ты лично сравнил их с протоколом шестнадцать – двести двадцать два департамента полиции Лос-Анджелеса по делу об убийстве Джулии Линн Нимейер от третьего января восемьдесят третьего года. Частичные отпечатки правого указательного и мизинца. Эти «пальчики» отпечатались в крови. Если усомнишься насчет совпадения, прокатай новые «пальчики» по крови и сравни еще раз. Понял?
Техник кивнул и тут же спросил:
– Думаешь, найдем «пальчики»?
– Сомневаюсь, но надо попробовать. Проверь все самым тщательным образом, это очень важно.
Техник открыл было рот, спеша заверить, что будет рыть носом землю, но Ллойд уже бежал к двери.
– Восемнадцать розничных точек, – объявил Арти, когда Ллойд ворвался к нему в кабинет. – На сегодняшний день.
Тот взял распечатку, спрятал ее в карман и автоматически взглянул на часы, висевшие на стене над головой Арти. Шесть тридцать – слишком поздно, чтобы обзванивать магазины стереотехники. Вспомнив о своем свидании с Кэтлин Маккарти, он сказал:
– Мне надо бежать. Береги себя, Арти. Когда-нибудь я расскажу тебе всю историю.
Кэтлин Маккарти закрыла магазин рано и вернулась в жилую часть дома. Ей хотелось кое-что записать и приготовиться к встрече с высоким полицейским. Рабочий день прошел страшно неудачно. Сплошное разочарование. Ни одной продажи, зато ее осаждали бесчисленные посетительницы. Они не покупали, а только перелистывали книги и жаждали обсудить с ней проблемы феминизма, пока она пыталась по телефону добыть информацию и помочь в розыске психопата, убивающего женщин. Ирония ситуации показалась ей очевидной и в то же время достаточно пошлой. В результате Кэтлин почувствовала себя униженной. Она так долго ненавидела полицию! А теперь помогает полицейским. Она видела в этом свой моральный долг, но заплатила частицей собственного «я». Чтобы хоть как-то успокоиться, Кэтлин пустила в ход логику: «Помогая другим, вступаешь в противоречие с собой. Диалектика. Гордость. Твое непокорное ирландское сердце».
Вся эта риторика нисколько не помогла, и Кэтлин улыбнулась подлинной иронии. Секс. «Ты хочешь этого копа и даже не знаешь, как его зовут».
Она прошла в ванную и разделась перед высоким зеркалом. Крепкое тело. Упругая грудь, хорошие ноги. Приятная худощавость. Высокая красивая женщина. Тридцать шесть, а на вид… Слезы заволокли глаза. Она не поддалась слабости, заставила себя смотреть на свое отражение. Это сработало: слезы высохли, так и не пролившись.
Набросив на плечи халат, Кэтлин прошла в гостиную, соединенную с кабинетом, выложила на стол бумагу, ручку
Она была уверена, что он высок, умен и наверняка ее ровесник. Восемнадцать лет он присылал ей цветы, а она до сих пор не знала, кто он такой! Знала только одно: он родом из ее старого района, он видел ее по дороге в школу, когда она шла со своей свитой…
Мысли о свите дали Кэтлин зацепку. Она взяла ручку и написала:
Спроси у мертвых, что они поютИ что в словах они от мира прячут.Я знаю – моя жизнь неспетая, а значит,Ее мне за удачу не зачтут;В смятении, под бременем тоскиЛовлю я радостей слепые отголоски;Как давит нерастраченность виски!Как зыбка неба светлая полоска!Кэтлин вздохнула и откинулась на спинку стула. Снова вздохнула, извлекла свой дневник и записала:
Из меня словно сама собой изливается добротная проза. Я подразню себя – просто посижу тихонько и вернусь в настоящее со своего примерно десятитысячного высокогорного плато «хорошей прозы». В последние дни все так странно! Даже качественная, вполне пригодная проза кажется вымученной. Этот дневник (а он скорее всего никогда не будет напечатан) представляется куда более реальным. Похоже, я приближаюсь к периоду полного бездействия. Буду просто сидеть и ждать, пока что-нибудь не произойдет. Когда это случится, я все обдумаю, потом отключусь от действительности и выдам на-гора новую книгу. Именно об этом, как мне кажется, свидетельствует появление полисмена. Ладно, признаю: он привлекателен, от него никуда не деться, но, даже не будь он так неотразим, я дала бы ему шанс. И вот что еще я хотела бы понять: это настроение «Пусть все идет своим чередом» проистекает из жажды духовного обновления или из одиночества, похоти и желания в конце концов расстаться с той ужасной частью моего «я», которая вынуждает отделиться от всего рода человеческого и существовать только в словах? Кто знает? Одиночество подарило мне великолепные слова, но оно же приводит мои отношения с мужчинами к катастрофе. Еще одно – девятимиллионное? – размышление о том, что он представляет собой как личность? Только не сегодня. Сегодня останемся в границах возможного. Что-то я вдруг устала от слов. Надеюсь, у полисмена не слишком «правые» взгляды. Надеюсь, он способен прислушаться к голосу разума.
Кэтлин положила ручку на исписанный лист, удивленная, что мужчина ее мечты за компанию с полисменом вдохновил ее на такие глубокие раздумья. Улыбнувшись непредсказуемости муз, она бросила взгляд на часы: шесть тридцать. Кэтлин вернулась в ванную и встала под душ перед свиданием, думая о том, куда завела бы ее эта первая строфа и что с ней будет, когда в семь часов прозвонит дверной звонок.
Звонок прозвонил ровно в семь. Кэтлин открыла дверь, и Ллойд предстал перед ней в старых вельветовых джинсах и пуловере. Она заметила на его левом бедре обтянутую пуловером кобуру с револьвером и мысленно обругала себя: ее твидовый брючный костюм от Харриса был явно не к месту. Чтобы исправить ошибку, она сказала: «Привет, сержант!» – и, ухватив за выпирающую кобуру, втянула Ллойда через порог. Тот покорно следовал за ней, и она выругала себя второй раз, увидев, как он улыбается.