Кровавая любовь
Шрифт:
Тут холодно, несмотря на то, что мне трудно замерзнуть. Я пытаюсь обхватить себя руками, но они просто проходят насквозь. Ох, какое нехорошее чувство.
«Зачем позвала меня?» — спрашивает он. — «Я не ожидал увидеть тебя так скоро. На самом деле, вообще не ожидал тебя увидеть».
«Мне…» — начинаю. — «Мне просто нужен способ понять, как контролировать Солона. Когда он зверь. Монстр. Хочу как ты, отключать
«О, но страх полезен, дитя мое», — говорит Джеремайс, одаривая меня мимолетной улыбкой. — «Он укрепляет тебя. Разве ты не стала сильнее теперь, когда боишься?»
Странный вывод.
«Я вообще не хочу бояться», — признаю. — «Солон сказал, что я неособенная».
«Ауч», — сухо говорит он.
Я почти смеюсь.
«Да, ауч. Недостаточно особенная, чтобы приручить зверя, а ты… ты особенный. Ты смог это контролировать. Я хочу также. Хочу научиться. Ты научишь меня?»
Джеремайс мгновение пристально смотрит на меня. Его лицо меняется, и мне приходится отвести взгляд.
«Шаг вперед», — говорит он, не отвечая на мой вопрос.
Я смотрю вниз и вижу, как внизу в колодце начинает плескаться вода. Мгновение колеблюсь, затем иду на прозрачных ногах. Внезапно дно уходит у меня из-под ног, если оно вообще было, и я погружаюсь прямо в темноту, как будто меня кинули в чернила. Вода захлестывает с головой. Я открываю рот, чтобы закричать, но вместо этого вода врывается в легкие, удушая.
Появляется пара рук и хватает меня за плечи, вытаскивая из воды, пока я не оказываюсь на сухой земле, на галечном пляже. Медленно поднимаю голову, моргая.
Здесь тоже темно, но не так, как в пустоте. Я больше не внутри себя, наверное. Лежу на берегу, передо мной огненный круг, в центре которого стоит Джеремайс, а позади него ряд темных деревьев.
— Где я сейчас? — бормочу себе под нос, выплевывая воду. Она черная, и от этого зрелища по спине пробегает волна отвращения. — Подожди, дай угадаю, в одном из многих миров, к которым у меня есть доступ.
Когда Джеремайс не отвечает, я поднимаю на него взгляд. Он выглядит особенно угрожающе из-за пламени, огонь танцует в его темных глазах.
— Извини, сарказм помогает освоиться, — говорю ему.
— Я заметил, — произносит он через мгновение.
— Итак, — начинаю я, поднимаясь на ноги и направляясь к нему. Пламя угрожающе отталкивает, поэтому я останавливаюсь за пределами круга. — Это магическая тренировочная площадка?
Он не выглядит удивленным.
— Зачем ты пришла ко мне, Ленор?
— Я же сказала. Хочу… уметь контролировать звериную сторону Солона. Как это сделал ты.
— Зачем?
— Зачем? — повторяю я. — Ты знаешь, зачем. Ты видел, что со мной случилось.
— Тогда тебе нужно держаться от него подальше.
— Ты знаешь, что я не могу.
Джеремайс поднимает подбородок.
— И зачем мне это? Потому что ты любишь его? Думаешь, меня это волнует? Любовь? Она только мешает.
Я с трудом сглатываю.
— Ты любил мою мать. Элис.
— Любил, — осторожно говорит он. — Но этого было недостаточно. Она была вампиром. У нее был муж. Вампиры и ведьмы не должны быть вместе.
— Потому что в итоге получается кто-то вроде меня.
Он сухо улыбается.
— Да. Вроде тебя. Ты была счастливой случайностью, но не всем бы так повезло.
Я фыркаю. Не знаю, черт возьми, в каком месте мне повезло.
— Видишь ли, — продолжает он, — в нашем мире любви недостаточно. На карту поставлено слишком многое, и большинство из нас — создания тьмы и ночи. Любовь предназначена не для нас.
Я на мгновение задумываюсь над этим.
— Значит, ты не можешь мне помочь? Или не хочешь?
— Только тьма может изгнать тьму, — говорит он. — Абсолон рожден тьмой. Ты не можешь изменить его своим светом.
— Ты сильно искажаешь слова Мартина Лютера Кинга, — замечаю я.
— Люди веками все делали неправильно, — говорит Джеремайс, обходя круг, пламя лижет его кожу, но не причиняет никакого вреда. — Так много внимания уделяется Богу, религии и тому, чтобы стать хорошим. И посмотри, к чему это привело. Точно так же, как любовь, глупая одержимость стать хорошими, чистыми и нравственными встала на пути у многих из нас. Есть только одна сторона, которая помогает нам быть теми, кто мы есть, кем нам предназначено быть. Ты не станешь великой и особенной, гоняясь за светом.
Жаль, что я не могу прочесть выражение его лица, оно постоянно меняется, это почти невозможно.
— Выйди вперед, дитя мое, — говорит Джеремайс, останавливаясь в середине круга и подзывая меня костлявым пальцем. — Пусть пламя благословит твою кожу.
Я колеблюсь. Родители сказали, что я прошла сквозь пламя невредимой, когда была ребенком. И это одна из причин, по которой они взяли меня с собой, вместо того чтобы оставить погибать. Потому что я не могла погибнуть. Но я об этом не помню. А еще смогла разжечь пламя руками и уничтожить Темный орден. Специально пройти сквозь огонь противоречит всем моим оставшимся человеческим инстинктам.
— Разве ты не хочешь контроля? — спрашивает он. — Разве ты не хочешь иметь возможность использовать свои способности, получать к ним доступ, когда понадобиться? Пламя воспламенит то, что лежит под ним, то, что ты слишком боялась увидеть. Выйди вперед, ведь ты об этом просила.
— Я смогу помочь Солону? — спрашиваю я.
Он кивает.
И это все, что мне нужно было услышать.
Я делаю глубокий вдох и прохожу сквозь пламя.
Ощущаю тепло, как будто меня облизывает жар. Ощущаю его. Но боли нет, и моя кожа не горит.