Кровавая любовь
Шрифт:
Но глубоко внутри что-то происходит.
Тьма сгущается в этом колодце.
Возникает ощущение огромной силы, но за это приходится платить. Не знаю, почему уверена, но я чувствую это. Как будто сила похоронена на самой темной глубине, спрятана в запертом ящике, и если открою его, значит потеряю нечто большее. Себя, свое достоинство, свою мораль. Все, что делает меня той, кто я есть, и все, кем я стремлюсь быть.
— Не отталкивай это, — говорит Джеремайс, пристально вглядываясь в мое лицо. — Именно это пламя пытается раскрыть. Заберешь,
То, как он это произносит, заставляет думать, что мы говорим здесь не об абстрактной тьме или силе, а скорее о существе.
Темном.
«Да», — скрипучий металлический голос шепчет внутри меня, голос, от которого кровь стынет в жилах, а конечности внезапно наливаются тяжестью от страха. — «Да».
Голос принадлежит не Джеремайсу.
Я встряхиваюсь. Выбрасываю все мысли об этом из головы, даю обещание никогда больше даже не думать об этом имени. Теперь я знаю, что в этой коробке, и никогда ее не открою.
Джеремайс разочарованно вздыхает, но не комментирует.
— Скажи мне, — спрашиваю я его с любопытством, — раз уж ты, кажется, так одержим тьмой, ты когда-нибудь был хорошим? Ты родился ведьмаком, верно?
Он поднимает брови.
— Личные вопросы? Хорошо. Да, я родился ведьмаком.
— Где?
— В северной Англии.
— Когда?
— Примерно через пятьдесят лет после того, как Скарде превратился в вампира. В тысяча четыреста десятом году.
Я смотрю на него с благоговением, у меня отвисает челюсть. Какого хрена? 1410?
— Как ты до сих пор жив? Ты бессмертен?
— Давай просто скажем, что меня трудно убить. Это подарок за все жертвы, которые я принес.
Я хмурюсь.
— Ты говоришь о буквальных жертвах?
— Ну, частично. Но нет. Я родился ведьмаком, первый, кому была дана конкретная цель. Я был первым истребителем, созданным, чтобы держать вампиров, которые выходили из-под контроля, в узде. Все истребители, которые когда-либо существовали, появились благодаря мне.
— Подожди, подожди. Остановись. Например, как мои родители? Джим и Элейн? Они каким-то образом произошли от тебя?
— Каким-то образом, — медленно произносит он. — Но да, их родословную можно проследить до меня. Я отец всех истребителей вампиров.
Мне неприятно задавать этот вопрос, но…
— Если такова твоя роль и всегда была… технически, я вампир. Почему ты меня не убиваешь?
— Меня это больше не интересует. Я очень давно не убивал их.
— Ладно. Тогда, если я твоя дочь, значит ли это, что я истребительница?
Он издает сухой смешок.
— Тогда тебе пришлось бы покончить с собой. Нет. Ты не одна из них, потому что твоя вампирская сторона отрицает это. Есть еще вопросы?
— Да. Когда ты успел стать таким… таким? — Я машу на него руками.
— Каким?
Злым.
— Лучшим другом с Темным.
Холодный ветер пронизывает меня насквозь, и я жалею, что снова
— Когда решил жить вечно. И мне был послан этот дар. Кроме того, нужна была сила, дабы не отставать от вампиров.
— Он, — размышляю я. — Он создал вампиров, а затем тебя, чтобы держать вампиров в узде?
— Да. Иногда творения выходят из-под контроля.
— Натравил две враждующие стороны друг на друга и наблюдает, как они сражаются в дурацкой игре.
— Возможно, все это игра, — произносит он, и в его глазах вспыхивает пламя. — Но в этой игре я выигрываю.
Выигрывает? Если он не убивает вампиров в наши дни, то что считается победой для истребителя? Какова его конечная цель?
Выпрямляюсь, вспоминая, почему я здесь (где бы я, черт возьми, ни была) и почему позвала его.
— Ты сказал, что я смогу помочь Солону, — говорю я. — Итак, скажи, что я могу сделать.
— Снова к этому? — мягко спрашивает Джеремайс.
Я смотрю на него и жду, когда он продолжит.
— Есть только один способ избавиться от зверя, — говорит он. — Ты должна убить его.
— Можно убить зверя, не убивая Солона?
Быстрая улыбка.
— Вероятно, нет.
Я моргаю от этого.
— Хорошо, как убить зверя?
— Так же, как вампира. Ведьминым клинком.
Я качаю головой.
— Я не смогу заколоть зверя ведьминым клинком.
— Верно. Потому что ты не истребительница. Это не сработает. Ты разозлишь его только за мгновение до того, как он убьет тебя.
— Значит, я в полной жопе, вот что ты хочешь сказать, — ворчу я. — Ты хотя бы можешь научить меня его вырубать. Мне нужно уметь хоть что-то.
— Как я уже сказал, — говорит он раздраженно, как будто я испытываю его терпение, — ты должна быть готова использовать тьму для борьбы с тьмой. Пока что ты не восприимчива к этому. Но, возможно, в следующий раз, когда снова чуть не умрешь от его рук, наконец, перестанешь упрямиться и примешь правду. Или, возможно, просто умрешь — и меня не будет рядом, чтобы спасти тебя.
Я прижимаю руки к лицу, пытаясь собраться с мыслями.
— Ты тратишь впустую наше с тобой время, — добавляет Джеремайс. — Если не захочешь призвать темную сторону, ты далеко не продвинешься как ведьма.
— У моих родителей все в порядке, — огрызаюсь я, глядя на него снизу вверх. — И они контактируют со светом.
Он презрительно фыркает.
— Твои родители, фальшивые причем, глупые и слабые. Они не могут сделать ничего особенного. И едва ли могут убивать вампиров. Ты ничему у них не научишься. Но ты и сама это знаешь, да? В итоге, они ничему тебя не научили. И не знают, что с тобой делать, как с тобой обращаться. Они чувствуют твою силу, и она пугает их. Твоя темнота пугает их, Ленор. Пугает всех, кроме меня.