Кровавая Мэри

Конрат Дж. А.

– Проверка на детекторе завтра в девять утра, в одиннадцатом отделении тюрьмы. Я поговорю с Бейнсом, чтобы он освободил тебя на это время.

– Спасибо, – выдавила я. – Тогда до завтра.

Эрб остановился у светофора, посмотрел на меня:

– Джек? Ты выглядишь неважно.

– Все нормально.

– Он сильно тебя расстроил? Фуллер?

Я попыталась улыбнуться:

– Да нет, конечно. Я просто устала, Эрб. И все. Загорелся зеленый, но Эрб не двинулся с места.

– Я же знаю тебя, Джек. Ты сама

не своя.

Чтобы не отвечать, я решила поменяться ролями.

– Я? Это у тебя, кажется, кризис среднего возраста, а ты об этом отказываешься говорить.

Кто-то сзади посигналил.

– У меня не кризис среднего возраста.

– Ну, тогда мужская менопауза.

– Дело не в этом. Мы с Бернис просто расходимся во мнениях.

– Расходитесь во мнениях? Эрб, вы женаты уже двадцать лет.

Эрб отвернулся к окну:

– Наверное, двадцать лет – это слишком долго.

Кто-то снова просигналил. Эрб утопил педаль, машина завизжала шинами по асфальту.

Я закрыла глаза и подумала о вчерашнем дне. Тогда меня волновало только то, какую пиццу заказать, смогу ли снова заняться любовью и не привыкну ли я к снотворному. За ночь мои проблемы утроились. И в качестве вишенки на верхушке торта выступал Фуллер – психопат, который скоро выйдет на свободу и начнет убивать всех дорогих мне людей.

Весь остаток пути до участка мы с Эрбом молчали. Я отправилась в свой кабинет, посмотрела на кучу бумаг, скопившихся на моем столе за три месяца, и отодвинула их в сторону, чтобы написать рапорт.

Через час я оставила свое сочинение у Бейнса на столе и решила заняться бумагами, но так и не смогла заставить себя приступить к ним и решила ехать домой.

Зайдя в подъезд, я с раздражением услышала музыку, заполнившую коридор на моем этаже. Джаз, играл кто-то очень громко. Я подумала было вломиться в дверь, размахивая значком, но когда определила источник звука, то поняла, что значок мне не поможет.

– Мама?

Когда я открыла входную дверь, музыка стала еще громче. Мне никогда не нравился джаз – я предпочитаю более спокойную музыку. И мне не нравилось пианино, потому что в детстве в течение двух лет меня силком заставляли играть на нем – мама считала, что это формирует характер.

В гостиной меня ожидал еще один неприятный сюрприз. Диван был развернут по-другому, не так, как утром. Теперь на нем прибавились три розовые подушки, а на моем окне появились такого же цвета новые шторы.

Розовый цвет я люблю так же сильно, как джаз и пианино.

Я нажала кнопку «Стоп» на панели музыкального центра.

– Мам?

– Я в спальне.

Глубоко вздохнув, я вошла в спальню. Мама вешала на стену картину – один из тех рисунков в рамке, которые можно купить за двадцать баксов в любом магазине. На этом был изображен полосатый кот с розовым бантом на шее, играющий с мотком пряжи.

– Привет, Жаклин. Что случилось с Мидори?

– Мидори?

– Мидори Кавамура. Диск, который играл.

– Я выключила. Слишком громко, соседи жалуются.

– Обыватели. Она – один из лучших джаз-пианистов на планете.

– Мне не нравятся джаз-пианисты.

– Наверное, ты им просто завидуешь.

– У меня не было настроения шутить.

– Мам, почему ты поставила диван по-другому?

– Он был повернут к стене. Теперь он смотрит на окно. Тебе нравятся подушки?

– Мне не нравится розовый.

– Тебе никогда не нравилось ничего девчоночье. Когда тебе было шесть, все твои подруги играли в куклы, а мне приходилось покупать тебе игрушечных солдатиков. А нравится тебе новая картина? – спросила она, указывая на стену.

– Восхитительно, – мрачно процедила я.

– Она напомнила мне о твоем коте, я просто не могла не купить ее. Фриски? Ты где?

Мистер Фрискис влетел в комнату, прыгнул на кровать, а потом маме на руки.

– Фриски? – спросила я.

– Посмотри на него. Ну, разве они не похожи?

Она подняла мистера Фрискиса. Он и в самом деле был похож на своего двойника в рамке – особенно из-за розового банта, который мама повязала ему на шею.

– Ужасно похож. Мам, может, снимешь бант? Ты его избалуешь.

– Чепуха. Фриски любит розовый, в отличие от некоторых. Да, Фриски?

Она почесала его за ухом, отчего хитрая бестия довольно замурлыкал. Я села на кровать, убранную так, как у меня никогда не получалось, – без единой складочки.

– Когда ты все это успела?

– Мне помогал Алан, он такой молодец. Вот-вот подъедет с растением.

– С растением?

– Я попросила его поискать какое-нибудь растение, которое можно поставить на пол. А то тут так стерильно и безжизненно. Тебе нужна какая-нибудь зелень.

Сопротивляться было бесполезно, поэтому я сбросила обувь и разделась.

– Жаклин, ты же не сердишься?

– Нет, мам. Просто у меня был тяжелый день.

Она отпустила кота и погладила меня по голове.

– Хочешь об этом поговорить?

– Наверное, попозже. Сначала приму душ.

Мама улыбнулась, кивнула и вышла из спальни.

Через минуту снова зазвучал джаз.

Я с размаху захлопнула дверь ванной и включила душ. Десять минут под потоком холодных иголок постепенно отдалили меня от встречи с Фуллером. Я вымыла голову, привела себя в порядок.

Когда я стояла в ванной, обернувшись полотенцем, туда заглянула мама.

– Жаклин? Там какой-то незнакомый человек у двери.

Я задрожала, но дрожь быстро прошла – я осознала, что это никак не может быть Фуллер.

– У него рыжие волосы?

– Да.

– Это Лэтем. Мой парень. Разве он не открыл дверь ключом?