Кровавая месть
Шрифт:
— Так, чтобы цепляться за него и без квартиры? — поинтересовалась Майка все так же сухо и горько.
— Нетушки. Не настолько. Анюта говорит, что она вообще не думает, а только хочет. А сколько в этом хотении смысла, до неё не доходит. Погоди, это ещё не всё. Ты ведь не знаешь, он с ней на прогулках встречался.
— Что?
— На прогулках с детьми.
Майка почувствовала, что внутри у неё всё переворачивается:
— Он с ней встречался, когда гулял с детьми?!
— Ты так дословно-то не воспринимай! — заволновалась Боженка. — Честно
— Постой. Перед моими детьми?
— Что?
— Перед моими детьми задом крутила?
Произнесено это было таким тоном, что Боженка перепугалась.
— Да ну тебя, не перед детьми, а перед Домиником. А что?
— Ничего. Только я ему ясно сказала, если втянет в это дерьмо детей, очень пожалеет. Пригрозила ему, что убью гадину. По всему видать, придётся…
Боженка сорвалась с места, схватила бутылку и поспешно наполнила рюмки. Одну сунула Майке прямо в нос:
— На. Глотни, только сразу. Давай, давай!
Майка выпила, иначе Боженка силком вылила бы ей рюмку хорошо, если в глотку, а скорее, куда попало. Пока она закусывала оливкой, Боженка вернулась в своё кресло и добровольно проделала подобную операцию.
— Ты горячку-то не пори, попадёшься. Гниду прикончишь, а за человека сядешь!
Майка какое-то время молчала, преодолевая жуткие внутренние ощущения. Руки чесались разгромить всё вокруг, попадись ей сейчас Доминик…
Пока же под рукой была Боженка, пытавшаяся её успокоить:
— Ты только в голову не бери. Анюта говорит, дети её даже не заметили. И Доминик долго не замечал, очень долго, практически до сейчас, в смысле, пока до него на ощупь не добралась, в смысле, пришла в непосредственное соприкосновение.
— Не попадусь, — с мрачным упорством сказала Майка, какой-то частью серого вещества усваивая информацию о невнимательных детях. — Я решила: не стану её рубить топором посреди улицы при всём честном народе. Сделаю это коварно и исподтишка. Всем известно, какие мы, женщины, коварные.
Боженку такой поворот успокоил:
— Судя по Вертижопке, уж точно…
Перед уходом она проинспектировала оставшееся в бутылках количество спиртного, чтобы знать, с чем, если что, приходить в следующий раз.
В исковом заявлении о расторжении брака, изящный черновик которого Доминик вручил Майке вместе с неослабевающей надеждой на её помощь и просьбой хотя бы прочитать, содержались сведения, из ряда вон выходящие.
Взявшись за чтение из чистого любопытства, Майка вынуждена была подавить в себе множество самых разнообразных чувств, оставив только сострадание.
— И ты вместе со своим гениальным адвокатом — где ты откопал этого недотёпу? — воображаешь, что я нечто подобное могу подписать? Как это понимать? Я заставляла тебя делать работу по дому, а супружеские обязанности… — сексуальные,
Доминик превратился в один колоссальный знак вопроса.
— Чтоб использовать мужика сразу после отвратительной и тяжёлой физической работы, надо и в самом деле чокнуться, — пояснила Майка предельно вежливо. — Таких глупых женщин на свете нет. Принудительное лечение обязательно, иначе в дальнейшем могут последовать преступные деяния, уголовно наказуемые.
Безотносительно к своим чувствам Доминик человеческую речь слышал. А что ещё хуже, воспринимал. Хотя ужасно не хотел ни слышать, ни понимать.
Аккуратно положив документ на стол, Майка решила дожидаться реакции Доминика. Своё она уже высказала, бешенство умудрилась скрыть. Теперь его очередь. Пусть попробует притвориться, что не взбешён.
Доминику на безнадёжные попытки потребовалось секунды три. Затем он издал такой рык, что разбудил не только своих детей, но, скорее всего, и соседей, которым хватило такта и опыта, чтобы активно не реагировать. В отличие от детей.
Несмотря на то что Доминик, прорычавшись весьма колоритным сочетанием общеупотребительных выражений, как печатных, так и нет, в свойственной холерикам манере тут же и успокоился, за дверью детской раздался шум, и на пороге гостиной возникло проснувшееся потомство. И Томек, и Кристинка не скрывали осторожного любопытства.
— Ничего страшного, всё в порядке, — сказала Майка, прежде чем те успели задать вопросы. — Папе для разрядки просто необходимо иногда рявкнуть. Если подавлять стресс, можно и в депрессию впасть, поэтому уж лучше пусть порычит, чем заболеет. Идите спать и не обращайте внимания.
— А ещё рычать будет? — с надеждой спросил Томек, а Кристинка сладко зевнула.
Майке ужасно хотелось свалить ответ на Доминика. Сколько можно делать ему поблажек, пусть сам выкручивается! А ещё бы заорать, не хуже него, швырнуть об пол сахарницу, невзирая на то, что потом придётся заметать сахар, запустить в дурью башку пепельницей, и пусть «скорая» выколупывает окурки… Она чуть не задохнулась от ярости, но сдержалась, проявив чудеса материнской ответственности.
— Нет, — успокоила она разочарованных отпрысков. — На сегодня папа ресурс уже выработал, принял лекарство, с него хватит. Марш в постель. Завтра поговорим.
Доминик наконец-то отмер, кашлянул и поддержал жену:
— Да. Вы спать, а мы выпьем чаю.
И сам же этот чай заварил. У Майки тряслись руки, и она подумывала, не подкрепиться ли противным коньяком. Или гораздо менее противной водкой. Нет, Доминик алкоголя не любит, не дай бог, ещё прицепится и найдёт аргумент для развода.