Кровавая месть
Шрифт:
Там море крови и обнаружила.
— Нет, дорогуша, — ответила с утра пораньше на телефонный звонок Беата, — меня вчера не было, только заступаю на дежурство. Но сразу скажу: сама себя она так изуродовать не могла. Даже если б уселась на колючую проволоку, всё равно невозможно. Кто-то её ещё больше тебя не любит.
— Таких немало наберётся, но надеюсь, у невиновных есть алиби, — забеспокоилась Майка — Чего теперь она не сможет?
— Ничего. Ну, ходить будет. И только. Притом медленно и с трудом, а по лестнице —
— Больше красным цветом не пользуюсь. Хотя нет — ещё начнут подозревать… Меня она теперь не касается, проехали. А всё равно интересно, чёрт возьми, кто ж это так постарался?
Следующей позвонила Боженка.
— Чихать мне на работу, я — «на объекте». В смысле к тебе еду, у тебя там на балконе тоже какие-никакие цветы имеются. Скоро буду! Сплавь куда-нибудь детей!
— А мой тебе совет: сплавь куда-нибудь машину…
— Фуу! — выдохнула Боженка, рухнув в Майкино кресло. — Машину я на Януша бросила, а что с детьми?
— Ничего. В школе. На всякий пожарный имеется Новакова с помощью Харальда.
— Ты — гений. Харальда?.. А, помню, она на него глаз положила. Не важно, не до Харальда мне. Значит, так, я только что узнала — как только Анюта из больницы примчалась… Она к ней сразу кинулась — из любопытства, ещё чего не то подумаешь! — как только жертва ей позвонила. Представляешь, вихлялка-то и не знает, кто её так уделал!
— Вот именно… Погоди. Ты не голодная?
— Жутко голодная, но больше вздрюченная.
— Кто бы сомневался. Разносолами я не богата, но есть пельмени и в больших количествах.
— Не откажусь, уважаю пельмени, легко едятся. Ты слушай, давай! Значит, так: нашла её соседка…
Майка с огромным интересом выслушала и то, что уже знала от Беаты, и новые разведданные, раздобытые благодаря Анюте.
— Удалось из неё выдоить — Анюта всё совершенствуется, — что там кто-то был. Кто — та не знает, практически его не видела, не обратила внимания, поскольку собиралась заняться гимнастикой… Ты бы не обратила внимания, что кто-то в доме есть, если бы делала упражнения голой?
— Обратила бы, — без тени сомнения ответила Майка. — Даже не голой и без упражнений.
— Вот именно. А она — нет. Не в состоянии описать, говорит: весь чёрный…
— Негр?
— Не утверждала, что негр, скорее, трубочист. И вроде странная башка. Как бы жестяная труба вместо башки. Больше ничего.
— Ухажёр-инопланетянин, — буркнула Майка.
— Нынче спутников развелось… — задумчиво протянула Боженка. — Могла какому-нибудь задом покрутить, а тому не понравилось…
— Ну знаешь… Спутник вряд ли — слишком большой, не поместится.
— Вот и я так думаю. Потом оно как свистнет, и конец: в глазах потемнело, и больше она уже ничего не видела. Это всё. Сейчас со злости бесится, чуть не плачет. И потребовала от Анюты — ты не поверишь! Мозги закипают. Анюта до сих пор в себя не пришла, — чтобы та ей Доминика привела!
— Как?!
— Так.
— А зачем?
— Анюта сказала, что Вертижопка дала ей понять, будто собирается с ним поговорить.
— По… что сделать?
— Поговорить.
Какое-то время Майка так странно смотрела на Боженку, что та почувствовала себя неловко:
— Нечего так на меня пялиться, это не я придумала!
— Знаешь, я чуть ли не сама готова его уговаривать пойти. Уж очень хочется послушать.
— Тогда тебе придётся идти с ним вместе, а это вряд ли то, что надо Вертижопке.
— Оно понятно, да только Доминик ни под каким видом не пойдёт. Он с Вертижопкой не знаком, не помнит, что такое вообще на свете существует. И помнить не желает, а его нежелание — это что-то.
— Ты уверена?
Майка вздохнула:
— Я же тебе объясняла, как его организм оригинально устроен. Поэтому-то я и решила переждать. Поставила на её глупость и не прогадала. Вышло по-моему. Эта дурында упёрлась в старании его принудить, к чему — без разницы, а он принуждение страсть как «обожает», вот она палку-то и перегнула, Теперь собралась дать задний ход. Только фигушки. Он мне предложение сделал.
Боженка почувствовала, что правильно она машину мужу сплавила, поскольку без пол-литра тут не разберёшься. Майка наверняка запаслась. Можно, конечно, попытаться понять всухую…
— Ну-ка, повтори. Что он тебе сделал?
— Предложение.
— Какое?
— Не тупи, какое предложение мужчина может делать женщине?
— Мы же ничего не пили! А от пельменей ещё никто не хмелел! Или у меня уже склероз, и ты дала ему развод? Будете играть вторую свадьбу?!
— Ну а как ты иначе скажешь, если он спросил меня, согласна ли я быть его женой до конца жизни?
Боженка хранила молчание очень долго.
— За тебя не скажу, — наконец заявила она отчаянно, — а я — не английский лорд…
— Я вроде тоже. И что из этого?
— Тогда доставай, что у тебя там в загашнике. Это английский лорд не пьёт ничего горячительного раньше пяти вечера, а нам можно. Теперь уже ничего не сглазим!
— Собирались это с Домиником распить после его предложения, — вздохнула Майка, открывая шампанское, — да как-то совсем из головы вон…
Подруги довольно долго молча потягивали благородный напиток. Майка только теперь осознала, какая тяжесть свалилась с её души, сердца и шеи. А Боженка вспоминала, как все сочувствовали Майке, огорчались за неё, а главное, держали за дуру. Начисто лишённую чувства собственного достоинства. Терпеливо сносившую такую пустышку, как Вертижопка, вместо того, чтоб вышвырнуть Доминика из дома и настроить против него детей и родных. Не устраивавшую прилюдных скандалов, даже не отходившую, как полагается, соперницу зонтиком… Вела себя Майка, словно слепая и глухая, а прежде всего, как дура, и вот, пожалуйста, оказалась права. Ничего тут не попишешь, по её и вышло, а следовательно, знала, что делает…