Кровавая месть
Шрифт:
— Теперь все это обесценилось, но род наш был могуч, это так.
Он принялся размышлять вслух:
— Виллему… тогда я ответил так: «Думаю, что это мужское имя». Было темно, шел дождь со снегом, когда я встретил Вас Виллему? Вы были больны и устали, но Вы были столь же привлекательны, что и теперь. У Вас был…
Он быстро вскинул голову.
— Конечно! Тубренн! Вы были Меретой. Я был точильщиком.
— Значит, Вы? — воскликнула Виллему. — Значит, мы друзья?
— Это в самом деле так! —
На глазах у него появились слезы радости. Они оба пережили мгновенье грустной радости. Потом она сказала:
— Но скажите: кто наши враги?
— Я знаю только своих. Это судья из Энга, а также его ближайший друг и защитник: они покрывают друг друга, живут в одном и том же округе и видятся ежедневно. У того и у другого нет больше друзей, так что они нуждаются друг в друге.
Виллему ответила шепотом:
— Это не Вы возглавляли бунт?
— Да, это я. Во всяком случае, меня выбрали королем Норвегии на случай, если Гюльденлеве скажет «нет». Во мне течет королевская кровь, я из старинного норвежского королевского рода. После неудавшегося бунта я намеревался уехать в Швецию. Но мне не удалось уехать далеко: я попался в сети этих фанатиков, и с тех пор им доставляет радость мучить меня. Но рано или поздно им это надоест, и тогда мне конец.
Виллему сочувственно вздохнула.
— Вы очень измучены?
— С одной стороны, да. Если раны мои кое-как зажили, то душевные пытки доставляют гораздо больше мучений: жить с сумасшедшим, который спит вон в том углу. Это отнимает столько душевных сил!
— Я смогу найти к нему подход.
— Я сделаю все, чтобы избавить вас от приближений этого скота, — сказал Скактавл. — Он видит в темноте так же хорошо, как и я, так что он Вас быстро обнаружит, но мы попробуем держать его на расстоянии.
Опустив голову, она спросила:
— Как Вы думаете, сколько они собираются продержать меня здесь?
— Это зависит от того, что Вы им сделали…
— Я встречала более глупых и жестоких людей, но я не понимаю, почему судья так возненавидел меня. Я понимаю, что сегодняшнее нападение на меня не было случайным: это по воле судьи меня доставили сюда и заперли здесь — он знал, что делает.
— Возможно, Вы сделали что-то такое, что не понравилось его другу?
— Кто же это такой, его друг?
Помедлив с ответом, Скактавл прошептал:
— Я никогда не видел его. Только слышал, как судья говорил: «Моему другу не нравится то или это». Судя по всему, это может быть какой-то местный зажиточный хозяин.
Рассеянные мысли Виллему пришли к единственному, самому собой напрашивающемуся выводу. Стукнув себя по лбу, она сказала:
— Я просто идиотка! Просто дура! Я однажды совершила убийство, Вы же знаете. У меня не было тогда другого выхода, я защищалась, и это было так давно. Я пыталась забыть об этом поступке, меня мучила совесть, хотя в тот раз я не могла поступить иначе. Тот, о ком Вы говорите, может быть помещиком или хозяином поместья в Воллере, в округе Энг. Он прославился тем, что мстит — око за око — одной из наших арендаторских семей из Свартскугена. Он будет мстить им до самой смерти. Мы вместе с Эльдаром Свартскугеном убили сына воллерского хозяина и одного из его людей около года тому назад. Потом, как Вы знаете, мы скрывались Тубренне. Но нас оправдали в деле по этому убийству.
— Не думаю, что для этого человека что-то значит такое оправдание. Он из тех, кто переворачивает закон в свою пользу. Да, Вы правы. Я слышал о смерти Эльдара Свартскугена — и мне было неясно, кто повинен в ней. Да, фрекен Виллему, теперь они добрались и до Вас.
Она задрожала. Какой смысл был в том, что она разделит судьбу Эльдара? От этого никому лучше не станет. Значит, все эти «несчастные случаи» были покушением на ее жизнь!
— Но ведь Вы ничем не досадили воллерскому помещику, — с состраданием произнесла она.
— Нет, я пленник судьи. Но оба они до крайности настроены продатски, а я — лидер бунтовщиков. Их ужасно огорчило то, что Гюльденлеве объявил тотальную амнистию. Поэтому они взяли дело в свои руки. И никто не знает, что я здесь.
— А где это, здесь? Мы находимся в Воллере?
— Не думаю, — неуверенно произнес Скактавл. — Мне кажется, что эта местность не заселена.
— Меня несли через длинный коридор.
Он усмехнулся.
— А Вы не чувствовали запах конюшни?
— Запах конюшни? Как я могла его чувствовать, если меня тащил Вонючка!
— Ясно, значит, Вас тащил он! Прекрасное прозвище: Вонючка! Я сразу же понял, о ком Вы говорите. Мы находимся в одном крыле усадьбы — судя по всему, довольно большой усадьбы.
— Но тогда мы не можем находиться под конюшней, — возразила она.
— А мы и не находимся под ней: мы находимся в амбаре или каком-то подсобном помещении, расположенном чуть ниже конюшни. Насколько я понял, усадьба принадлежит долговязому человеку, время от времени появляющемуся здесь.
— Улаву Харасканке?
— Возможно, так его зовут. Я не знаю.
— А почему здесь держат третьего?
— Он осужден на смертную казнь. Но судья дал ему возможность скрыться, потому что решил использовать его, чтобы досаждать мне. Время от времени они приходят, чтобы полюбоваться моими мучениями. Их невозможно увидеть, но я знаю, что они здесь. Я видел их тени сквозь щели в стене.
— Но разве они могут что-то увидеть в такой темноте?
Скактавл печально усмехнулся.