Кровавая свадьба
Шрифт:
— Мишка! Ты совсем долбанутый? Отцепись, сказала! Козел паршивый! Жену лапай!
Михасик и Болт закатились со смеху. Картинка сменилась. Сцена в сортире. Писсуар. И два члена над ним, из которых льются струйки.
— Фу! — брезгливо сморщилась Белла. — Свои достоинства, что ли, снимали?
— А то чьи же! — затрясся от смеха Герман.
— Мишенька был быдлом, им и подохнет. Всему же предел есть!
— Такое можно сотворить при полной потере памяти. А ржут как!
Далее. Камера запрыгала вверх-вниз, из стороны в сторону. Голос Михасика:
— Болт! Фейр… верк пшли с-сымем. Все побежали… Ща как начнут стрелять… А, ты спишь? Ща и тебя сыму. Стреляют! — заорал Михасик
В самом деле послышались первые залпы фейерверка. Морда Болта на столе среди рюмок и тарелок. При слове «стреляют» морда приподнялась, приоткрылись соловые глазоньки:
— Где стреляют? Я тоже… стрелять… Где? (Камера наклонилась к полу; надо полагать, Михасик опустил ее вниз.) Точно, стреляют… Ща как встану, бля… (Камера заходила ходуном.) О, падла… не того я… Миха, пшли вмес-сте?
Камера пошла, шатаясь. В кадре ноги, которые бегут и идут в одну сторону, женские и мужские ноги спешат на фейерверк, выбегают из дверей. В одну, правда, ноги заходят… Наружные двери ресторана. Камера стукнулась о них. Женский визг. Михасик:
— Сымай меня на небе!
Камера прыгнула в чьи-то руки. Рожа Михасика на фоне фейерверка, камера упала на него. Голос Михасика:
— Ты че, мудак, ваще? Разобьешь! Дай сюда. Я за нее отвалил…
Все, пошла рябь. Герман сидел без движений, глядя на экран, будто там продолжалось действо. Белла взяла из его руки пульт, выключила и сказала:
— Кино закончилось. Герман, проснись.
— Забавно, правда? — задумчиво произнес он.
— Что же там забавного? Сплошная мерзость. — Она обняла его за шею, коснулась носиком носа. — Лучше смотри на меня, мне это больше нравится.
— На тебя долго смотреть нельзя, хочется съесть! — Он перегнул ее через подлокотник, рыча и развязывая халатик.
— Ай, мне неудобно, сумасшедший!
Герман поднял Беллу… черт, ну и тяжелая! Собственно, при таких пышных формах весить пятьдесят кагэ невозможно. Донес, не уронив мужского достоинства, до кровати. О, Белла! Заводная, чудный, пушистенький котенок, а в пик страсти дьяволица…
Она плескалась в ванне, а он кинулся к телевизору. Что-то мелькнуло в последних кадрах, он не остановил вовремя… Ага, с этого места, то есть с начала фейерверка…
— О боже, Герман! — воскликнула появившаяся Белла. — Ты прямо маньяк. Эту гадость смотреть и слышать — и одного раза много.
— Я тоже так считаю. Мне кое-что показалось интересным…
— Что? — спросила она с беспокойством, приблизилась вплотную к Герману и уставилась на экран. — Что тут может быть интересного?
— Хочу сделать два любительских фильма, — опомнился он. — Один о последнем дне отца, второй прикольный, на основе записей Михасика.
— Поступай, как знаешь, а я безумно хочу спать.
— Прекрасная мысль! Спать, спать, спать!
Герман запрыгнул в постель, рядом устроилась Белла, положив руку ему на грудь, а ногу на бедро. Здорово вот так развалиться на кровати, чувствовать, как от позвоночника распространяется по телу расслабление. Он не намерен посвящать Беллу в свои планы — хватит, одну уже посвятил. Если честно, подозрения против Риты вызваны злостью, потому что они надуманные. Не могла Рита при любом раскладе выстрелить в отца. Представив ее с Андреем, Герман едва зубами не заскрипел. Нет, лучше думать о ней как об убийце. Что за черт! Почему его, только что переспавшего с уникальной во всех отношениях женщиной, волнует, с кем сейчас Рита? Но тут вдруг Белла тихонечко позвала:
— Герман…
Опять на секс потянуло?! Ненасытная! Герман притворился спящим и для пущей убедительности выдувал воздух через рот, отчего шевелились усы и губы. Он секса больше не хочет сегодня. А Белла осторожно
— Не понял… — прошептал более чем удивленный Герман.
Теперь на цыпочках двигался он. Приоткрыл дверь… Так, внизу, в гостиной, блеснул свет торшера. Герман выскользнул на площадку, подкрался к перилам. Белла включила телевизор, убавила звук, вставила кассету в видеомагнитофон, нашла место и… стерла запись с собственным изображением! Мало того, проверила, надежно ли стерла! Герман поспешил в спальню в полном недоумении. Вскоре вернулась и Белла, вставила кассету назад и легла.
— Хватит! Хочу валяться без движений, — категорично заявила Света. — Без гидов, храмов и тэдэ.
— Хорошо. Идем валяться на пляж, — предложил Марат.
Недовольно пыхтя, Света собиралась, но то щетка для волос затерялась, то масло для загара пропало, купальник долго выбирала. Марат терпеливо сказал:
— Не спеши, времени у нас вагон. Жаль, сгорим под прямыми лучами.
А Свету задевала собственная реакция на Марата. Ей приятно находиться в его обществе, она с удовольствием слушает его, реагирует на юмор и вообще находит в нем много интересного. Это ненормально! Ненавидела, и вдруг — приятно. Решила держаться от него подальше. Так нет, он не отходит от нее! Только в общественных местах словно теряет к ней интерес. Самое отвратительное, что тетки без ума от Марата. Стоило им появиться на пляже, как три престарелые куклы окружили их. Еще здесь мода: загорать без лифчиков, в одних трусиках. Света, конечно, не ханжа, но некоторым стоит сделать пластическую операцию груди, а не выставлять напоказ два пустых мешка. Она улеглась в шезлонг, натирая тело маслом, думала: «В зеркало не смотрятся, коровы. И блондинка туда же, в ее-то возрасте!» Три престарелых коровы уговаривали Марата прокатить их по очереди на водном мотоцикле по морю, он не отказал.
— Светочка, ты не хочешь прокатиться? — крикнула белая корова.
— Нет, — рявкнула Света, — я акул боюсь.
— Разве здесь есть акулы? — переменилась в лице блондинка.
— Конечно, — подлила масла в огонь Света. — Это почти океан. «Челюсти» смотрели? Раз — и в желудке у акулы. Турфирмы скрывают, чтобы клиентов не потерять.
— Она шутит, — сказал Марат. — Идемте? А ты загорай.
Это он Свете! Она почувствовала себя такой одинокой, заброшенной на край света, в чужой стране… плакать все равно не хотелось. Иногда она приподнималась, разыскивая Марата. Он то скользил на мотоцикле с одной из коров, то очередная корова садилась сзади, прижималась к его спине и визжала как ненормальная, когда срывались с места. Свету раздирало чувство собственницы. Он обязан развлекать только ее! И все-таки на солнце ее разморило. Вздрогнула, когда на лицо упало несколько капель холодной воды. Она подскочила, а Марат залился смехом:
— Светильда, поплыли к камню Афродиты?
— Я пробовала, но вернулась. Там глубина большая и волны затягивают.
— А ты поплывешь со мной. Вставай!
Он потянул ее за руку, Света упиралась. Марат подхватил ее на руки и бросил в море. После солнечных ванн вода обожгла холодом. Света вынырнула и покрутила пальцем у виска.
— Трусишь плыть? — подзуживал Марат. — А еще дочь Феликса.
— Поплыли. Но учти, если я утону, не знаю, что тебе сделаю.
Это потрясающее ощущение, когда под тобой невероятная глубина, а вода прозрачная, фантастическое дно кажется близким. Но волны заставляли прилагать массу усилий, Света еле доплыла до камня. Однако схватиться за выступ не удавалось, руки соскальзывали, волны били по телу, бросая на скалу.