Кровавая весна 91-го
Шрифт:
— Тебе действительно интересно? — прищурился отец.
— Конечно, — подтвердил Максимов — Мы же родные. Да и хочется узнать как и чем дышит сегодня самый большой завод в городе. Там же куча народу работает. Предки Вадика, отец Сани и ещё много наших знакомых.
— Знаешь, сынок ты уже парень взрослый, поэтому буду с тобой откровенным, — вздохнул отец. — У меня ощущения, что мы идём к катастрофе. И это не только завода касается. Талоны эти, кооперативы, пустые прилавки, спекулянты, выползшие из всех щелей, ставшие коммерсантами и продающие, практически перекупленные товары из государственных баз и магазинов. Хозрасчет, борьба с алкоголизмом, кооперация, все делается как-то криво,
Вот смотри, — после небольшой паузы продолжил Николай Иванович, — у нас ещё с конца шестидесятых годов на базе завода работала научно-техническая лаборатория. Улучшала характеристики разрабатываемых узлов и агрегатов сельскохозяйственной и специальной техники, предлагала новые разработки. У Игоря Анатольевича — начальника лаборатории, вся стена в грамотах и благодарностях за изобретения и рационализаторские предложения. И что? А то, что первым делом в рамках хозрасчета вместе с сокращением продукции, уменьшили финансирование. И несколько уникальных специалистов, известных за рубежом, просто послали на фиг завод, и свалили работать в кооперативы и другие соцстраны. Там им дали гораздо лучшие условия, высокие зарплаты и буквально на руках носят. А ведь могли приносить пользу стране, но оказались не нужными. Дальше — больше, думаю, большой тайны не открою, весь город все равно в курсе, что на нашем заводе есть отдельное предприятие, связанное с оборонкой, так называемый «почтовый ящик» с отдельным входом. Ребята трудились на благо страны, их продукция была нужна Родине. А сейчас производство закрыли, их заставили кастрюли клепать! Кастрюли, только представь! И они очень убогие выходят, никому нахрен не нужны — больше на каски похожи, чем на посуду. То, что они делали раньше, многие страны в Африке, Азии, готовы за миллионы покупать. Но плевать, пусть уродские кастрюли штампуют, млять. У кого-то на самом верху, точно кукушка поехала, мать его!
— Бать, я вчера в фотках копался, документы на глаза попались, — осторожно заметил Андрей. — Я свидетельства видел, сертификаты и даже благодарность от министра. Ты же сам изобретатель и рационализатор. Матушка говорила, тебя в разные страны работать приглашали, готовы были платить огромные деньги. Она на тебя до сих пор дуется, что отказался. Сам же сказал, всё идёт к катастрофе. Зачем тебе тонуть вместе со всеми? Изменить ты ничего не можешь. Может лучше согласиться?
— Сынок, ты не понимаешь, — вздохнул Николай Иванович. — В шестидесятых годах, мы, будучи студентами политеха, мечтали приносить пользу Родине. Когда-то думали, наши изобретения прославят страну, дадут новый технологический рывок. Учились не ради галочки, действительно были увлечены, горели идеями и мечтами. Далеко не все, конечно, но многие. Двадцать три года назад я первый раз ступил на порог цеха «Агрегатмаша». Прошел путь от мастера участка, до главного инженера. Люди мне верят, надеются на меня, тут уже всё стало родным, и всё это в один момент бросить? Я так не могу.
Максимов мудро промолчал. Что он мог сказать? Поведать Воронову-старшему, что дальше будет ещё хуже: страны не станет, многие заводы пойдут под нож, инженеры, мастера, специалисты будут поставлены на грань выживания, доценты и доктора наук начнут торговать на рынке, а главным критерием успешности будет не ученая степень и полученные знания, а умение зарабатывать махинациями и аферами миллионы. Рассказать отцу о бандитском беспределе девяностых, расстреле парламента, войнах в Приднестровье и Чечне, коррупции, «прихватизации», разворовывании страны, других особенностях правления «Царя Бориса»? Не поверит. Слишком фантастично
— Так что сынок, такие дела, — вздохнул Николай Иванович. — Я остаюсь на заводе. Пока есть надежда, буду пытаться что-то сделать. А дальше видно будет.
В прихожей заверещал телефон.
— Сиди, пап, я возьму, — Андрей вскочил и быстрым шагом вышел в коридор. Схватил телефонную трубку:
— Алло.
— Андрей?! — в мамином голосе явно слышалось удивление. — Ты почему дома?
— Голова болела, школьная медсестра отпустила с уроков на один день, — честно признался Максимов.
— Слушай тут такое дело, — в мамином голосе явственно слышалось смущение. — Я хотела отца попросить, но раз ты уже дома…
Анастасия Алексеевна сделала паузу.
— Говори, мамуль, — подбодрил Максимов.
— Можешь по магазинам пробежаться? Молока взять, сметаны, сахара, хлеба, яиц и ещё кое-чего. Я сегодня собиралась медовик сделать. Отец денег даст.
— Без проблем, — заверил Андрей. — Хоть сейчас.
— Тогда дай отцу трубку, — попросила мать.
— Секунду.
Максимов прижал ладонью микрофон и крикнул:
— Пап, это мама. Тебя зовет…
Улица встретила Андрея теплыми лучами весеннего солнца. Прохладный ветерок, играясь, теребил куртку, даря ощущение свежести. Остатки подтаявшего снега расползлись грязными лужами на асфальте. На первых уже набухших почках уже кое-где проклевывалась зелень будущих побегов.
В кармане лежала выданная отцом десятка, в руке болталась авоська, настроение под стать весенней погоде было превосходным. Максимов чувствовал себя молодым, полным энергии и жизни, и искренне наслаждался прогулкой.
Внезапно внимание Андрея привлекли крики и возмущенный гомон. Через дорогу, возле трехэтажного серого здания, рядом с двумя желтыми милицейскими «уазиками» собралась толпа.
Хмурые лица, стиснутые кулаки, яростный блеск в глазах — от людей буквально веяло ненавистью и злобой. Мужчины и женщины кричали, размахивали руками, спорили с вышедшими на крыльцо двумя милиционерами в форме и крепким парнем в знакомой коричневой кожанке.
«Брательник Вадика и тут в гуще событий», — мысленно ухмыльнулся Максимов. — «Без него, похоже ни один кипиш не обходится. Надо послушать, что происходит».
Андрей перешел дорогу и, расталкивая плечами людей, пробился к зданию.
«Так я и думал, к райотделу пришли», — удовлетворенно отметил Андрей, разглядев табличку с металлическими буквами сбоку у входа. — «Надо запомнить, я, оказывается, в Ленинском районе живу».
— Вы вообще что-то делать собираетесь?! — орал, размахивая руками высокий полный мужик с красным пропитым лицом. — Наших детей убивают, а вы даже не чешетесь! Работать когда начнёте, мать вашу!
— Мы работаем, — хладнокровно ответил Дима. — Делаем всё возможное, чтобы найти преступника. А вот вы граждане, своими действиями, работать мешаете. Не устраивайте беспорядков, не отнимайте наше время. Иначе нам придется принять меры.
— Знаем мы как вы работаете, — истерично взвизгнула стоящая рядом с красномордым такая же толстая женщина. — Только водку на рабочем месте жрете и кооператоров доите. Даже не чешетесь, чтобы поймать маньяка.
Толпа согласно зашумела и придвинулась поближе. Милиционеры расстегнули кобуры и положили руки на рукояти пистолетов, сгрудившись около входа.
— А может вы кого-то из своих прикрываете? — прищурился пузатый. — Партократов проклятых. Всю жизнь спецпайки в три горла жрут, из народа кровь пьют, последние соки вытягивают, а теперь и детей убивать начали.