Кровавая Земля

Посвящается Закари Арнольду, пусть он никогда не узнает ужасов войны

В этой последней и вдохновляющей истории о приключениях Натаниэля Старбака во время Гражданской войны в США Нат получает под своё командование штрафной батальон: пеструю группу трусов, воров, дезертиров и убийц. Собираясь присоединиться к армии генерала Роберта Ли, солдаты Старбака доберутся до Харперс-Ферри как раз вовремя, чтобы принять участие в проведенном Каменной стеной Джексоном захвате гарнизона войск Союза. Оттуда полк попадет прямо в кошмар сражения при Шарпсберге, у реки Антиетэм-Крик, которое навсегда останется в памяти как самый кровавый день той войны. Там мужество и чувство долга Старбака и его солдат подвергнутся такому испытанию, как никогда прежде.

Перевод: группа “Исторический роман“, 2014 год.

Перевод и редакция: gojungle, david_hardy, Scavenger, Elena_Panteleevа, Sam1980 и Oigene

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Пожалуйста, поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!

Шел дождь. Весь день шел дождь. Сначала это был скорый, теплый дождик, принесенный порывистым южным ветром, который, однако, к середине дня сменился на восточный, и дождь усилился. Он хлестал тяжелыми, обжигающими каплями. Сила его была такова, что впору было открыть судоходство. Дождь барабанил по солдатским палаткам, неприспособленным к таким испытаниям. Дождь заливал недостроенные земляные укрепления, брошенные янки у Кентервиля. Дождь смывал землю с неглубоких могил, выкопанных сразу за Булл-Ран, и побелевшие тела убитых, похороненных едва ли пару дней назад, всплыли на поверхность, словно мертвецы в Судный день. Почва в Виргинии была красной, и вода, бежавшая широкими грязными ручьями в сторону Чесапикского залива, окрасившись в ее цвет, казалась смешанной с кровью.

Стоял первый день сентября 1862 года. В Вашингтоне солнце должно было зайти только в шесть тридцать четыре, но уже в полчетвертого в Белом Доме зажглись газокалильные сетки, Пенсильвания-авеню утопала в грязи по высоту ботинка, а открытые канализации Суомп-пудла заполнились до краев. Дождь хлестал по балкам и строительным лесам недостроенного купола Капитолия, и насквозь промокшие раненые, доставленные из Манассаса, где северяне потерпели поражение, лежали на мраморном полу ротонды.

В двадцати милях к западу к Вашингтону медленно тянулись беглецы - остатки разбитой армии Поупа. Мятежники пытались преградить им путь, но из-за дождя вместо столкновения получилась сплошная неразбериха. Пехота жалась в укрытии под набухшими от сырости деревьями, артиллеристы безбожно проклинали промокшие пороховые заряды, кавалеристы пытались успокоить лошадей, до смерти перепуганных ударами молнии. Майор Натаниэль Старбак, командир Легиона Фалконера из состава бригады Свинерда, принадлежавшей, в свою очередь, корпусу Джексона Северовиргинской армии, пытался не промочить бумажный патрон. Высыпая порох в ствол винтовки, он укрывал патрон шляпой, но головной убор промок, и порох, который он стряхивал с вощеной бумаги, собирался подозрительными комками. Смяв бумагу, он затолкал ее поверх пороха в ствол, сплюнул туда же пулю и с силой загнал заряд глубже. Отведя назад курок, он извлек из сумки на поясе капсюль, надел его на брандтрубку и прицелился сквозь серебристую стену дождя. Полк его расположился на опушке насквозь вымокшего леса, фронтом на север - туда, где через побитое ливнем кукурузное поле виднелся еще один лес, в котором укрылись янки. Старбак не видел цели, но всё равно потянул спусковой крючок. Курок ударил по капсюлю, тот в ответ выплюнул облачко дыма, но порох в казенной части упорно отказывался воспламеняться. Старбак выругался. Отведя назад курок, он удалил использованный капсюль и вставил новый. Еще одна попытка - но упрямая винтовка не стреляла.

– Хоть камни швыряй в ублюдков, результат тот же, - пробормотал он под нос. С той стороны донесся винтовочный выстрел, но в ливне след от пули над головой Старбака немедленно потерялся. Нат пригнулся, сжимая бесполезную винтовку, и задумался, какого же черта ему теперь делать.

Вообще-то, предполагалось, что он пересечет кукурузное поле и выбьет из дальних лесов янки, но северян там был минимум полк, усиленный парой полевых орудий. И они уже успели потрепать выдохшийся в сражениях полк Старбака. Сначала, когда Легион наконец пробрался сквозь промокшие под ливнем кукурузные стебли, Старбаку показалось, что звуки орудий - не более, чем гром. Затем он заметил, что роты на левом фланге попали под жестокий обстрел, потом увидел и артиллеристов-янки, которые поворачивали орудия, готовясь ударить во фланг по другим отрядам Легиона. Старбак приказал открыть огонь по орудийным позициям, но лишь несколько стрелков сумели сохранить порох сухим, поэтому он велел выжившим отступать, пока пушки вновь не загрохотали. Он прислушался к глумящимся над отступающими мятежниками северянам. Теперь же, спустя двадцать минут, Нат всё еще пытался найти какой-нибудь путь в обход поля или через него. Но местность слева была открытой и простреливалась вражескими орудиями. В лесах справа укрывались янки.

Легион явно не заботило, остались ли янки или ушли, так как теперь их врагом стал дождь, а не северяне. Шагая к левому флангу своей цепи, Старбак заметил, что солдаты старались не попадаться ему на глаза. Они молились, чтобы он не отдал очередного приказа атаковать, никто из них не желал выходить из леса на затопленное кукурузное поле. Всё, чего они желали, так это прекращения дождя, возможности разжечь костры и получить время на сон. В первую очередь сон. В последние месяцы они вдоль и поперек исходили северные округа Виргинии; они сражались; они разбили врага; опять маршировали и сражались, и теперь устали от походов и сражении. Их мундиры превратились в лохмотья, ботинки развалились, а пайки заплесневели, они донельзя устали, и с точки зрения солдат, янки могли удерживать мокрый лес за кукурузным полем сколько угодно. Они лишь желали отдохнуть. Многие из них, несмотря на дождь, уже уснули. Они лежали у кромки леса подобно мертвецам, подставив раскрытые рты дождю, их бороды и усы пропитались и сочились влагой. Другая часть солдат, действительно мертвых, лежала, словно заснув в залитом кровью кукурузном поле.

– Я думал, мы одерживаем вверх в этой чертовой войне, - поприветствовал Старбака капитан Дейвис.

– Если не перестанет лить, - ответил Старбак, - мы позволим подойти чертову флоту и выиграть за нас. Можешь рассмотреть орудия?

– Они всё еще там.
– Дейвис кивнул в сторону темного леса.

– Ублюдки, - выругался Старбак. Он был зол на себя, что не заметил орудия, прежде чем отдал приказ атаковать. Две пушки были замаскированы за бруствером из веток, но тем не менее он проклинал себя за неспособность заметить ловушку. Небольшая победа янки задела его за живое, и чувство досады усиливалось неуверенностью в действительной необходимости атаки, ведь кроме них, кажется, никто и не сражался. Изредка где-то в мрачном влажном сумраке раздавалось рявканье пушки, иногда трескотня ружейной пальбы перекрывала звуки низвергавшегося дождя, но эти звуки не касались Старбака, и он не получал дальнейших распоряжений от полковника Свинерда со времени первого срочного приказа пересечь кукурузное поле. Возможно, надеялся Старбак, сражение зашло в тупик. Может, никого оно и не заботит. Враг и так отходил к Вашингтону, так почему бы просто не позволить ему уйти?

– Откуда ты знаешь, что орудия не отошли?
– спросил он Дейвиса.

– Дают о себе знать время от времени, - лаконично ответил тот.

– Может, они ушли?
– предположил Старбак, но не успел он договорить, как выстрелила одна из пушек янки. Она была заряжена картечью - жестяным цилиндром, набитым ружейными пулями, который разрывается на выходе из дула орудия, разбрасывая пули, как гигантский заряд крупной дроби, и они прошили листву деревьев над Старбаком. Орудие было нацелено слишком высоко, и его огонь никого не ранил, но град свинца низверг поток воды и листьев на несчастную пехоту Старбака. Старбак, скрючившийся рядом с Дейвисом, вздрогнул от неожиданного душа.

– Ублюдки, - повторил он, но бессильное ругательство потонуло в треске грома, разорвавшего небо с медленно замершим грохотом.
– Было время, - кисло заметил Старбак, - когда я считал, что орудия гремят как гроза. Теперь думаю, что гроза гремит как орудия, - он мгновение обдумывал эту мысль.
– Как часто тебе доводилось слышать пушки в мирное время?

– Никогда, - признался Дейвис. Его очки покрылись каплями дождя.
– Разве что на Четвертое июля.

– Четвертого и на День Эвакуации, - произнес Старбак.

– День Эвакуации?
– спросил Дейвис, никогда до этого о нем не слышавший.

– Семнадцатое марта, - ответил Старбак.
– День, когда мы выперли англичан из Бостона. В бостонском парке палят из пушек и пускают фейерверки.

Старбак был бостонцем, северянином, сражавшимся с себе подобными на стороне мятежного Юга. Он дрался не из-за политических убеждений, а скорее, из-за ошибок молодости, выбросивших его на мель на Юге в начале войны, и теперь, спустя полтора года, он стал майором армии конфедератов. Он едва ли был старше большинства возглавляемых им солдат, и даже моложе многих, но полтора года непрерывных сражений наложили на его узкое смуглое лицо печать суровой возмужалости. Иногда он изумленно подмечал, что на самом деле должен был бы всё еще учиться на священника на факультете богословия в Йеле, но вместо этого скорчился в промокшем до нитки мундире за затопленным кукурузным полем, строя планы, как прикончить таких же промокших янки, сумевших убить его людей.