Кровавая Земля
Шрифт:
– А что дальше, капитан?
– спросил Старбак.
– Будете глотать ружейный порох, чтобы вызвать рвоту? Я в курсе всех подобных трюков, поганая скотина, всех до последнего. А значит, следующее, что вы сделаете - это выбросите к чертям ваше масло, понятно?
– Так точно, сэр.
– Выбросите масло, умоете лицо чистой водой - и я обещаю вам, что к моменту встречи с янки в бою вы будете настоящим красавчиком.
Деннисон усилием воли заставил себя посмотреть Старбаку в глаза. И взгляд его выражал ненависть. Человеком он был гордым, но его унизили. И всё же у него не хватало смелости восстановить свою гордость, сразившись с собственным командиром. Старбак поднял ножны и китель.
– Отношения у нас с вами не заладились, - сказал он Деннисону.
– Но кроме нас никто не знает о том, что произошло, а я не скажу. Так что возвращайтесь в лагерь, капитан, приведите в порядок лицо и убедитесь наконец, что рота готова к сражению. Потому что именно это я планирую сделать с батальоном - заставить его сражаться.
Он хотел, чтобы эти слова прозвучали примирительно, но вместо благодарности в глазах Деннисона плескалась лишь горечь. Старбак почувствовал искушение дать капитану пинка, чтобы ублюдок катился к чертям и гнил в собственном убожестве. Но ему требовался каждый офицер. Да и с какой стати освобождать Деннисона от его долга? Он должен сражаться - так же, как и любой другой, защищая свою страну.
Внезапно распахнулась дверца экипажа, и Дилейни неловко спрыгнул на землю. За ним последовал полковник Холборроу, правда, гораздо медленней, с преувеличенной хромотой. Дилейни взял Старбака под руку и отвел его подальше, чтобы не услышали Деннисон и полковник.
– Мы с полковником достигли взаимопонимания, - объяснил он.
– Он считает, что его долг, как патриота - освободить Конфедерацию от тяжкой и дорогостоящей обязанности расследовать детали его командования специальным батальоном, хотя, конечно, по его утверждению, всякое подобное расследование бессмысленно. И он, кстати, полагает, что под вашим командованием батальон славно проявит себя в сражении.
Старбак, услышав новости, ужаснулся. Он получил то, чего добивался.
– Так мы отправляемся на север?
– Вы ведь этого хотели?
– спросил Дилейни. От него не ускользнула реакция Старбака.
– Да, - ответил Нат, - этого.
– Выступаете через два дня, - добавил Дилейни.
– Не думаю, что Холборроу доставляет удовольствие видеть вас лишнюю минуту.
– Черт возьми!
– выругался Старбак. Два дня!
– А мои винтовки?
– Тридцать.
– Тридцать!
– воскликнул Старбак.
– Нат, Нат!
– Дилейни предостерегающе поднял руку.
– Я ведь говорил, что не в моих силах решить этот вопрос. Остаток винтовок распродан, я это знаю и вы это знаете, но Холборроу ни за что в этом не признается. Но он говорит, что может достать тридцать хороших винтовок, так что проявите благодарность. Остальные придется украсть у врага. У вас ведь к этому талант?
Старбак снова выругался, но злоба его угасла, когда он обдумал сделку, заключенную Дилейни. Он всё же получил, что хотел - командование боевым подразделением. И каким-то образом за несколько дней ему предстоит превратить Специальный батальон в отряд, способный выстоять против янки. Черт, он превратит своих бойцов в настолько специальный батальон, что другие подразделения Конфедерации будут горько сожалеть, что они тоже не были штрафными батальонами.
– Спасибо, Дилейни, - неохотно выдавил он.
– Я прямо-таки оглушен вашей бурной благодарностью, - улыбнулся адвокат.
– А сейчас, надо полагать, вы бы хотели славно провести вечерок за мой счет?
– Нет, - ответил Старбак, потому что если Желтоногим и правда предстояло отправиться на север, ему было чем заняться. Выучить солдат, найти им башмаки и сделать батальон эффективным, и чтобы сотворить это чудо оставалось всего два дня. Два дня, прежде чем они отправятся к ожидающим янки. Прежде чем Желтоногие вернутся на войну.
Глава пятая
Адам Фалконер никогда еще не чувствовал себя столь бесполезным и нежеланным, потому что всего через полдня в штабе Макклелана он понял, что ему совершенно нечем заняться. Некоторое время штаб упрямо оставался в Вашингтоне, и новый Наполеон настаивал, что кое-какие необходимые приготовления невозможно устроить с седла на поле битвы или по телеграфу, так что пока армия в синих мундирах медленно двигалась на запад, ее командующий спал в уютной постели в своем доме на Пятнадцатой улице. Когда войска ушли, на Вашингтон опустилась тревожная тишина, беспокойства добавляли и слухи о действиях мятежников. Поговаривали, что всадники в сером появлялись в Пенсильвании, в Огайо подожги амбар, а в Филадельфии для обороны города собрали ополчение, но у этих слухов не было ни малейших твердых оснований. Никто не сообщал, что видел Ли или грозного Джексона, хотя газеты Севера рады были опубликовать любую искусную фантазию при образовавшейся нехватке реальных фактов. Говорили, что у мятежников сто пятьдесят тысяч человек, что они планируют взять Балтимор и нацелились на Вашингтон, что они направляются к Нью-Йорку и под угрозой даже Чикаго. Армия северян, расположившаяся неподалеку от Вашингтона, в зеленых полях Мэриленда, с жадностью читала газеты в ожидании Макклелана. А в это время новый Наполеон разъезжал по столице Союза, оставляя визитные карточки в многочисленных фешенебельных домах, и на каждой картонке были тщательно выведены буквы РРС, которые озадачивали получателей, пока французский посол не объяснил, что эти буквы означают Pour Prendre Cong? и тем самым в вежливой манере сообщают о том, что военный покидает родной дом и отправляется на войну.
– Pour Prendre Cong?!
– буркнул Адаму полковник Лайман Торн.
– Кого он думает этим поразить, черт подери?
У Адама не было ответа. Его беспокоило, что всегда в присутствии Торна он словно бы терял дар речи. Ему бы хотелось произвести на полковника впечатление, но вместо этого Адам либо попадал в ловушку односложных ответов, либо вообще молчал. На сей раз он промолчал и лишь стукнул лошадь каблуками, чтобы она побежала еще чуть быстрее, а потом склонился к шее кобылы, когда она перепрыгивала через зигзагообразную изгородь.
Лошадь Торна приземлилась секундой позже кобылы Адама. Они ехали на запад по сельской местности, очевидно обезлюдевшей, местности с аккуратными фермами, садами и осушенными полями.
– Где же все?
– спросил Адам после того, как они проскакали мимо очередной безукоризненной и выкрашенной в белый цвет фермы с чисто подметенным двором и дровяником между вязами, где четко, словно солдаты на так любимом Макклеланом параде, рядами выстроились поленья, мимо свежевыкрашенного колодца, но не заметили ни следа человеческого присутствия.
– Внутри, - отозвался Торн.
– Разве вы не видите, как наверху колышутся занавески? Эти люди не глупцы. Где им еще быть, когда поблизости две армии? Вы спустите всё ценное в подвал, зароете наличные в огороде, зарядите дробовик, намажете грязью лица дочерей, чтобы не выглядели привлекательными, запряжете повозку и будете ждать, кто явится.
– Мятежники здесь не пойдут, - заверил Адам, прилагая все усилия, чтобы поддерживать разговор с грозным Торном, но даже это бодрое замечание удостоилось презрительного ответа: