Кровавая Земля
Шрифт:
– Не мешай им, - пожурил он капитана за то, что потревожил молящихся.
– Я просто подумал, что выбрал более подходящий гимн, - откликнулся Поттер.
Он был взбудоражен настолько, что Старбак даже на мгновение задумался, уж не опустошил ли он бутылку виски, но спиртным от Поттера не пахло, и он уже гораздо тише запел последний куплет.
– Мы выстоим пред всеми дьяволами ада и всех их победим, их победим мы именем Иисуса, - он засмеялся.
– Забавно, не правда ли? Янки, возможно, сейчас поют то же самое. Мы все призываем Иисуса. Он наверняка запутался.
– Как там твои заставы?
– спросил Старбак.
– Не спят. Наблюдают за дьяволами ада. Я отнес им бадью с кофе. Думаю, заварушка не начнется до восхода солнца?
– Полагаю, что нет.
– А тогда, - произнес Поттер с нездоровым ликованием, - можно ожидать чего-то и впрямь жуткого. Это правда, что их гораздо больше?
– Да, насколько нам известно, - Старбак ощутил дрожь, которая словно началась в его сердце и спустилась по рукам и ногам.
– Может, раза в два, - добавил он, пытаясь оставаться немногословным, будто он сражается каждый день. А какой сегодня день? Среда. Дома по средам не происходило ничего особенного. Не то что по воскресеньям, которые торжественно посвящали Богу, или по понедельникам, в день уборки, когда их бостонский дом заполнялся паром и суетящимися слугами. Интересно, а сегодня думает ли кто-нибудь дома о том, где находится второй сын?
Туман на востоке немного посветлел.
– Per me si va ne la citt? dolente, - неожиданно произнес Поттер, - per me si va ne l’etterno dolore, Per me si va la perduta gente.
– Это еще что за чертовщина?
– уставился на него Старбак.
– "Я увожу к отверженным селеньям, - театрально продекламировал Поттер, - я увожу сквозь вековечный сон, я увожу к погибшим поколеньям" [19] . Данте, - добавил он. Эти слова высечены над вратами ада.
– Я думал, там написано "Оставь надежду, всяк сюда входящий".
19
[19] Данте Алигьери, "Божественная комедия", пер. М.Лозинского.
– И это тоже.
– Когда ты успел выучить итальянский?
– Я и не учил, просто читал Данте. Было время, Старбак, когда я воображал себя поэтом, так что прочитал всю поэзию, которую смог раздобыть. Так я нашел кратчайший путь в Элизиум [20] .
– Так какого черта ты изучал медицину?
– Отец считал, что мне следует приносить пользу, - сказал Поттер.
– Он верил в полезность. Святой Павел шил палатки, значит и у Мэтью Потера должна быть профессия, а поэзия, по мнению моего батюшки, это не профессия. Он объявил поэтов бесполезными, разве что кроме автора Псалтыря, а он уже мертв. Отец думал, что мне нужно стать доктором и писать вдохновляющие гимны в перерывах между убийствами ни о чем не подозревающих пациентов.
20
[20] Элизиум - в античной мифологии часть загробного мира, где царит вечная весна, и где избранные герои проводят дни без печали и забот.
– Из тебя получился бы хороший доктор, - сказал Старбак.
Поттер засмеялся.
– Теперь вы говорите как моя матушка. Мне нужно найти кофе.
– Мэтью, - остановил Старбак Поттера, когда тот уже уходил.
– Будь сегодня осторожен.
Поттер улыбнулся.
– У меня такое чувство, что я выживу, Старбак. Не могу этого объяснить, но я как будто заговорен. Но благодарю вас. Может, вы тоже выживете.
И он пошел прочь.
Сквозь туман восточный горизонт посветлел, став из черного серым. Не было ни дуновения ветерка, лишь мрачно серело спокойное, молчаливое небо, проблеск света перед зарей, перед сражением.
Старбак вздрогнул и закрыл глаза, пытаясь вспомнить подходящую этому дню молитву, но ничего не пришло в голову. Он подумал о своих младших братьях и сестрах, спокойно спящих в бостонских постелях, и пошел строить солдат в шеренги.
Потому что на берегах Антиетэма наступил безветренный и прекрасный рассвет.
***
Большинство сражений начинают канониры. Пехота выигрывает или проигрывает сражения, но начинают резню канониры, и еще до того, как туман рассеялся, артиллерия янки по ту сторону Антиетэма начала бомбардировку. Пушки расставили накануне вечером, и теперь, ориентируясь только на торчащие из тумана верхушки деревьев, канониры открыли огонь.
Снаряды со зловещим звуком рассекали туман. Те пушки северян, которые перевезли за реку, тоже присоединились к какофонии, посылая снаряды через кукурузное поле в белую пустоту, где ожидали мятежники. Пушки конфедератов ответили, поначалу целясь вслепую, но когда туман поредел, смогли выбирать мишени по рассеянным вспышкам из дул орудий, багровыми отсветами проглядывающим сквозь туман, как только стреляла вражеская пушка.
Снаряды заново вспахали поле, где только что посеяли озимую пшеницу. Каждый взрыв выплевывал фонтан грязи, а земля, как отметил Старбак, была скорее коричневой, чем красной, как в Виргинии. После каждого выстрела в неподвижном воздухе застывали клубы дыма. Отвязавшаяся лошадь артиллерийского расчета неслась по полю позади батальона Старбака. В нее попал осколок снаряда, и кровь блестела у нее слева на крупе. Лошадь заметила ожидающую пехоту и остановилась, закатив глаза и вздымая красные бока. В конце концов канонир схватил ее за поводья и, похлопав по шее, повел обратно к батарее. Туман дрожал каждый раз, когда стреляла пушка мятежников.
Старбак медленно расхаживал позади батальона. Некоторые солдаты легли, некоторые присели на корточки, а некоторые встали на колени. Над головами пролетали снаряды от пушек янки на севере, некоторые со свистом. Задрав голову, Старбак разглядел в тумане крохотный след от дымящегося запала - струйку белого дыма чуть гуще, чем белизна вокруг. Серый свет дня стал ярче. Туман редел.
Канониры действовали так, словно считали, что они могут и сами победить в сражении. Снаряды приземлялись и взрывались на занимаемой мятежниками возвышенности, и звуки эхом отражались от плато. Солдат из батальона Старбака перебирал четки.
– Иисус, Мария и Иосиф, - молился он.
– Иисус, Мария и Иосиф, - он снова и снова повторял эти имена и каждый раз при взрыве снаряда дергался. Один из снарядов угодил в ближайшее дерево, и за треском взрыва последовал медленный и жуткий скрип отрывающейся ветки.
– Иисус, Мария и Иосиф, - в отчаянии завывал солдат.
– Откуда ты?
– спросил его Старбак.
Солдат поднял глаза, они были пусты и испуганы.
– Откуда ты, солдат?
– Из Ричмонда, сэр, - он говорил с ирландским акцентом.
– С Винабл-стрит.
– А до того?
– Из Дерри.
– Чем занимался, приятель?
– Я седельщик, сэр.
– Я рад, что ты стал солдатом.
– Правда?
– А разве ирландцы не самые лучшие вояки на свете?
Солдат прищурился в сторону Старбака, а потом улыбнулся.
– Так точно, сэр. Много практиковались.
– Тогда я рад, что ты здесь. Как тебя зовут?
– Коннолли, сэр. Джон Коннолли.
– Молись горячо, Джон Коннолли, и целься низко.
– Есть, сэр.
Небольшой по численности батальон Старбака находился на южном краю пастбища, в сотне шагов от кукурузного поля. Две левофланговые роты стояли на открытой местности лицом к кукурузе, а правый фланг сгруппировался в Восточном лесу. Застрельщики Поттера были еще дальше в лесу, ожидая янки. Остальная часть бригады Свинерда отклонилась назад и правее, выстроившись на краю леса и растянувшись через вспаханное поле в сторону семейного кладбища.