Кровавое дело
Шрифт:
— Как теоретик он бесподобен, но, может быть, на практике… Увидим… подождем…
И они скоро увидели. Предстояло сделать операцию снятия катаракты у бедной пожилой женщины, прибывшей два дня назад. Грийский заметил, какое впечатление произвел его преемник, и гордился им, не имея причин завидовать. Не сомневаясь больше, он хотел дать ему случай показать себя.
— Вы сделаете эту операцию? — спросил поляк, указывая на больную.
Пароли осматривал катаракту несколько минут.
Да, дорогой учитель, — ответил он и
Ассистенты поспешили повиноваться. Итальянец, по видимости бесстрастный, хотя его сердце усиленно билось, снова осмотрел катаракту, открыл свою готовальню и вынул оттуда инструмент странной формы, ни в чем не похожий на те, которые употреблял Грийский в подобных случаях.
Это был своего рода chef d'oeuvre, снабженный пружиной, которую Пароли осматривал, чтобы убедиться, хорошо ли она действует. Все глаза устремились на этот инструмент с лихорадочным любопытством. Грийский в сильном беспокойстве наклонился к итальянцу и спросил шепотом:
— Вы хотите работать этим инструментом?
— Да, дорогой учитель.
— Но вы рискуете проколоть глазное яблоко!
— Не бойтесь ничего. Я ручаюсь за свою руку и за инструмент. Я произведу в две секунды ту операцию, на которую вы тратите десять минут, и сниму катаракту одним движением.
— Кто изобрел этот механизм?
— Да я сам. Я приказал его сделать при мне, никто, кроме меня, еще им не пользовался, и я до сих пор храню свой секрет. Предоставьте мне действовать!
Сильное волнение овладело всеми. Если итальянцу удастся операция, его инструмент произведет настоящую революцию в глазных лечебницах.
Пароли, спокойный, равнодушный, приблизился к больной, наклонился и, отодвинув веко правого глаза, наставил инструмент на глазное яблоко. Без малейшего колебания он нажал пружинку.
Больная не сделала никакого движения — она ничего не почувствовала. Итальянец поднял инструмент и, протягивая его Грийскому, сказал:
— Посмотрите…
Он больше ничего не собирался делать, заботясь только, чтобы свет не падал на оперированный глаз.
— Дайте повязку, господа! — приказал он.
Один из помощников подал плотную повязку.
— Это что такое? — воскликнул молодой доктор, нахмурившись. — Запомните, сударь, как надо готовить повязку, чтобы она пропускала постепенно дневной свет. Следует положить десять полос полотна и каждый день снимать по одной; тогда глаз привыкает мало-помалу к свету. Вот как необходимо поступать, не забудьте. По крайней мере таким образом вы не рискуете вызвать опасное воспаление глаза.
Итальянца слушали с восхищением. Очевидно, его метода — самая простая и надежная. Повязку сейчас же приготовили по его указанию. Доктор Грийский очень внимательно осмотрел инструмент, поданный Пароли.
— Чудесно, уважаемый коллега, просто удивительно! Но необходимо обладать необыкновенно
— Да, — произнес Анджело, — неверного движения, малейшего дрожания достаточно для того, чтобы ослепить пациента, вместо того чтобы вылечить.
Он взял свой инструмент, вытер тонкой тряпкой и приготовился сделать над вторым глазом такую же операцию, как и над первым. И на этот раз все было кончено со сказочной быстротой. Пароли завязал глаза больной и сказал:
— Через десять дней, сударыня, вы будете в состоянии читать газеты.
После чудесной операции ассистенты и ученики не сомневались больше в профессионализме своего нового директора. Ими овладел подлинный энтузиазм, и они шумно выразили свой восторг.
— Надеюсь выучить вас на удивление всему ученому миру, если только вы сами не прочь постараться, — сказал Пароли, с гордостью обращаясь к присутствующим.
Закончив осмотр, Грийский и его преемник занялись разбором корреспонденции и проверкой ежедневных счетов. Через час итальянец уже знал все. Административные обязанности, впрочем, входили в круг обязанностей конторщика, которого поляк рекомендовал с отличной стороны, поэтому Пароли решил его оставить на прежнем месте. Это был человек лет сорока пяти, умный, ловкий и примерной честности.
— Я не имею причины отказывать вам от места, — сказал Пароли. — Вы останетесь на той же должности. Хорошие служащие редки, и потому ими следует дорожить. Я хочу, чтобы все остались на своих местах.
Конторщик с жаром поблагодарил Пароли и обещал служить с прежним рвением.
— Начиная с пятого числа этого месяца счета пишите на мое имя, расход и приход также. Подведите итог, чтобы мои отношения с доктором Грийским стали совершенно ясны, — сказал Анджело.
Поляк понял, что его преемник хочет, чтобы числа в книгах соотносились с датой, выставленной на контракте.
— Все будет сделано, — сказал конторщик.
Пароли вынул из кармана маленькую пачку банковских билетов и протянул их последнему:
— Вот десять тысяч франков. Вы отметите, что получили их пятого числа: день, когда я вступил во владение лечебницей.
— Хорошо!
— Достаточно ли вам этой суммы на первые расходы?
— Даже слишком… Через несколько дней она будет увеличена вчетверо. Наступает время, когда учреждение сводит счета за треть и получает деньги с пансионеров.
— Отлично. Поступайте всегда так, как вы действовали при почтенном докторе Грийском, и я буду доволен.
Оба доктора вплоть до завтрака занимались различными подробностями по управлению лечебницей, а потом пошли к нотариусу, как сговаривались накануне.
Контракт был готов. Нотариус прочел его вслух, и доктора подписались. Согласно акту, Анджело Пароли стал собственником лечебницы доктора Грийского с пятого декабря, следовательно, сделка была совершена за семь дней до убийства Жака Бернье.