Кровавое золото Еркета
Шрифт:
— В Хиве нас встретит все войско хана и будет сражение, — майор Франкенберг говорил четко — за восемь лет пребывания пленником, он хорошо освоил русский язык. — Пусть даже у него будет десять тысяч воинов, мы победим. Скопища азиатских всадников не устоят против правильного огневого боя регулярных войск, пушки нанесут им поражение. Мы на войне, ваша светлость, а, значит, должны воевать. Отправлять нового посланника не надо — мы его погубим!
— Это так — визжат и яростью нечеловеческой взять хотят, а как отпор получат, то враз смирными становятся. А людишек грех губить напрасно. Раз никого из
— Я понял вас, господа — с военной точки зрения все изложено четко. Да, будет война. Вы что-то хотите еще добавить, князь?
— Да, ваша светлость. Хивинский хан, как мне говорили, очень умен, знает языки и учился в медресе. Поверьте — кто первым вступает в переговоры, тот выглядит всегда слабым. Так считают и в Персии, и в Оттоманской Порте, и в Бухаре с Хивой. Но тот, кто присылает посланников и собрал могучее войско, уже опасен, ибо он не слаб, а хитер, а также коварен, раз отправил столь открыто своих подсылов. Что от такого соседа ожидать?! Только нападения, когда ему будет выгодно!
Бекович только покачал головой, молчаливо соглашаясь с доводами. Отдав приказ формировать экспедицию, царь Петр фактически ее погубил — никто отряд в несколько тысяч воинов за посольство принимать не будет, тем более хивинский хан. Ведь к нему вместе с русскими войсками идут злейшие враги — яицкие казаки, что не раз громили города на Амударье, всячески зорили селения и нападали на торговцев.
— Милостивый княже, позволь и мне, недостойному внести свою лепту, пусть и покажутся слова странными, — мурза Тевкелев склонился в поклоне, татарин сидел на ковре, скрестив ноги.
— Говори, Алексей Иванович.
— Хан знает, что мы можем начать войну, если посольство великого государя Петра Алексеевича не будет принято, или ему нанесут ущерб. И потому сам готовится к войне, приказав схватить наших людей — чтобы они не увидели его приготовлений. Но ведь приказать их схватить он велел раньше, а раз так, то Ширгази-хан знал, что на него могут пойти войной.
— К чему ты клонишь, мурза? Если так, то выходит, что его кто-то предупредил намного раньше?!
— Именно это я и хотел донести, пресветлый князь. В прошлом году по твоему приказу поставили три крепости на побережье Каспия, и это одно могло насторожить. Но зачем хватать посланников в Хиве в это же время? Прока нет, если не знать четко, что война приближается. И кто-то сообщил о ней хану, причем тот, кому повелитель хивинцев сразу поверит.
— Ты хочешь сказать, мурза, что у нас тут предатель имеется, что наши замыслы выдает неприятелю?!
— Я в этом полностью уверен, пресветлый князь!
— И кто он?!
В голосе Бековича явственно послышался рык — теперь многое стало ясным, как и то, что экспедицию ожидает слишком «горячий прием», чреватый большим кровопролитием.
— Пока не знаю, княже, но можно выяснить. Видимо это тот человек, причем очень влиятельный, кому не нравится решение государя встать твердо на Каспии, и тем паче в Хиве.
— А таких всего два, султану османскому тут самому выгодно будет, — усмехнулся Бекович, моментально поняв, куда клонит хитрый мурза. И тут же распорядился, пристально смотря в умные глаза татарина:
— Вот и
— Сделаю, пресветлый князь, верные людишки у меня есть…
— Своих дам еще, если нужно будет, и фискала приставлю.
— Гонцов тайных перехватить надо будет, князь. Их неизбежно отправят — и на Хиву, и на…
Тут Тевкелев остановился, но все и так поняли, куда клонит хитроумный мурза. Слишком памятной многим была прошлогодняя история…
Глава 10
— Рад тебя видеть, Владимир Андреевич. Однако времени вам на должный отдых уже нет — так что пусть солдаты нынче хорошо спят и двойную винную порцию получат. Завтра последний десятый день, и мы со следующего за ним утра выступаем главными силами в поход. Яицкие казаки уже как день вперед вышли — до Эмбы пойдем быстро, там будет нас ждать обустроенный лагерь. И кайсаки пригонят туда отары овец и верблюдов.
Бекович остановился, коротко изложив планы, и после паузы стал задавать один за другим вопросы:
— Сколько у вас людей, полностью готовых к походу, и фузей, что я приказал отобрать? Взял ли ты трехфунтовые пушки с упряжками и повозками с припасом орудийным, как я велел?!
— Из всего врученного мне государем полка здоровыми после сидения и зимовки осталось без трех ровно шесть сотен солдат и офицеров, со мною вместе. Да больше пятисот больных, из коих три с половиной сотни в Астрахань лейтенант флота князь Урусов переправить должен. Фузей тульских, что не позднее двух лет произведены, набралось двести сорок, а единого с ними калибра еще триста семьдесят. Всего шестьсот десять, також набрано снаряжения и патронных сумок на это число ружей. И пушек снято с крепостных бастионов, согласно расписанию, три медных, полковые наши в три фунта калибром, как и надлежало по приказу твоему, князь, остальные оставлены и мортиры також с ними в крепости.
Полковник отвечал по существу, тщательно подбирая слова, слова звучали под полотнищем палатки глухо:
— А людей воинских со мною вместе к походу подобранных, набралось почти четыре сотни без малого, остальным я отказал по слабому здоровью. Хотя все служивые поголовно горячо просились взять их, княже, в твою экспедицию на хивинцев. Ибо сидение надоело всем до крайности — лучше в поле головы сложить. Остальные сто двадцать солдат померли за это время. Иначе бы тоже попросились в поход пойти.
Полковник Хрущов говорил спокойно, выдубленное морозами и жарой лицо было непроницаемо, ни один мускул не дрогнул, только в последних фразах сочился яд, перемешанный с горечью.
— Да что там, вышло так — места незнакомые. Я виноват!
Признание Бековичу далось с невероятным трудом — яростно протестовало все внутреннее естество, слова не лезли из горла. Но он все же их произнес, как бы подводя черту между своим «старым» прошлым и начавшейся девять дней тому назад новой жизнью.
— А теперь диспозиция наша такова будет, господин полковник. Ибо все дела тебе надлежит знать в дотошности, ибо планы на то имею соответствующие нашему случаю. Вот послушай, каковы они будут.