Кровавые берега
Шрифт:
– Я наперед не загадываю, – отмахнулся Сандаварг, подбирая лежащие на полу кистень и щит. – Но когда я чую, что кто-то вот-вот напросится у меня на драку, будь уверен: он на нее напросится, даже если вдруг решит передумать!.. Кстати, глянь-ка: летучая развалюха повисла и не шевелится! Готов спорить: сейчас небесные люди прикидывают, как к нам нагрянуть – по одному или скопом!
Я оглянулся. И верно, вместо того чтобы снова атаковать, «галоша» зависла, будто бы провоцируя нас подъехать поближе и попробовать сбить ее «Сембрадором». Искушение было столь велико, что я без раздумий развернул истребитель на обратный курс. Но направил его к цели не прямиком, а по спирали, постепенно сужая
– Не майся дурью, Проныра! – угадав мои мысли, крикнул Убби. Он уже сошел на палубу и направлялся к накрытому тентом ДБВ с «Зигфрида». – Хозяева умнее своего пса и не дадут так просто швырять в них копьями! Бросай свои покатушки, лучше поищи поблизости дорожку поровнее. Ненавижу драться на развалюхах, когда те скачут по колдобинам.
Северянин приподнял край тента, но, прежде чем спрятаться под ним в засаде, попросил оказать ему одну услугу. Она была несложная, и я пообещал, что сделаю все, как надо. Если, конечно, северянин не ошибся в прогнозах, и у Вседержителей нет другого плана нашего умерщвления…
Глава 6
Забросить абордажную команду с летучего корабля на более медлительный наземный – задача несложная. И как бы я ни петлял и ни разгонялся, пытаясь помешать противнику высадиться, он высадится к нам в любом случае. Поэтому я решил прекратить все финты и увертки, а вернул «Гольфстрим» на основной курс и помчался прямиком на юг. Что бы ни планировали Вседержители, отныне остатки Кавалькады их не интересуют, а значит, наше обещание дону Балтазару выполнено. Нам осталось довести дело до конца: выжить самим и уберечь команданте, чтобы он тоже смог сдержать свою клятву и оправдать нас перед Владычицей Льдов.
Противники не бросились на перехват, когда мы рванули от них прочь, но это не означало, что они утратили к нам интерес. Что толку суетиться, если «галоша» настигнет «Гольфстрим» за считаные секунды, даже оторвись мы от нее на километр. Впрочем, давать нам фору пришельцы тоже не стали. И пустились вдогонку, едва мы переехали через поваленный барьер.
– Летят! – предупредил я спрятавшегося на палубе под брезентом Убби. – Все как раньше: один гад наверху, двое внизу, под днищем!
– Вижу, не слепой! – отозвался северянин, который, судя по всему, и сам посматривал на небо в щелочку. – Ты бы лучше не орал почем зря, а пригнулся или, еще лучше, встал на четвереньки! А то нарвешься не ровен час на снаряд, и хана нам всем!
Предложение встать на четвереньки меня несколько покоробило. Но поскольку сам северянин тоже скрючился сейчас под станиной ДБВ в не слишком гордой позе, то я на него не обиделся. И безропотно опустился перед штурвалом на колени – так, чтобы не маячить в окнах и в то же время продолжать следить за дорогой и за врагами. А они тем временем выпустили в нас еще полдюжины снарядов, но не проскочили, как прежде, на бреющем полете мимо, а, сравняв с истребителем скорость, повисли над ним.
От непривычного и устрашающего зрелища у меня затряслись руки и застучали зубы. Даже когда по «Гольфстриму» колотили сверхзвуковые снаряды, это было не так жутко, как сейчас – когда у меня над головой маячила, покачиваясь, махина величиной с небольшой бронекат! Вихри, на которые она опиралась, выглядели такими тонкими, что невольно приходила на ум допотопная легенда о дамокловом мече. Только в ней тяжелый меч был подвешен на конский волос, а в нашем случае машина весом в десяток тонн опиралась лишь на воздушные потоки. Да и те были чересчур странными: не достигали земли, не поднимали пыли и вообще не походили на вихри, способные нести по воздуху столько иностали.
Я уже стоял на коленях, но от страха невольно пригнулся еще ниже. И очень даже кстати, потому что вертящиеся на консолях стрелки навели стволы своих пушек на рубку и выстрелили в нее четыре раза подряд…
Хорошо, что стрельба велась именно под таким углом и что пол рубки был сделан из более тонкого металла, чем мостик и палуба. В противном случае четыре снаряда срикошетили бы в стены и в потолок, от них – неизвестно куда, и разнесли бы тут все в хлам. А также размазали бы меня ровным, тонким слоем по всей рубке. Но болванки ударили в пол и, пробив его, застряли в нем так же, как в борту строймастера.
Про встряску, что при этом разразилась на мостике, и говорить нечего. И прежде каждое попадание снаряда в «Гольфстрим» отдавалось у меня в голове пудовым молотом. Когда же сразу четыре таких хреновины прошибли пол рядом со мной, у меня от их ударов, кажется, едва не повыскакивали из десен зубы, а мозги чуть было не проломили изнутри черепную коробку. Вдобавок трясущийся пол отшиб мне обе коленки, что, правда, в тот момент я почти не почувствовал.
Ошарашенный, дрожащий, еле-еле дышащий от страха и не верящий, что до сих пор жив, сейчас я меньше всего хотел высовываться из окна и смотреть на палубу. Однако я еще помнил, что мы готовились к абордажу и что перед этим я кое-что пообещал Сандаваргу. Вот только смогу ли я сдвинуться с места и отдать механикам нужную команду – большой вопрос…
Впрочем, не все сразу. Первым делом надо встать и оценить обстановку. Не поднимаясь с колен, я лишь разогнул спину и, выглянув из-за штурвала, окинул беглым взглядом палубу и нависшую над ней «галошу».
И вовремя! Подъемники летучего корабля опустились ниже уровня наших бортов, а оба стрелка, отцепившись от консолей, готовились сойти на «Гольфстрим». В руке одного из них находилось непонятное цилиндрическое устройство величиной с трехлитровую кастрюлю. Оно и коснулось палубы первым. Вседержитель сбросил его на нос истребителя, поверх иностального листа, из которого мы соорудили временную заплатку на пробоине от контейнера.
Едва цилиндр брякнулся на иносталь, как из него вырвался тонкий ярко-синий луч. Он тут же несколько раз быстро обернулся вокруг своего источника, пройдясь по бортам, по раскуроченному палубному настилу, по обломку мачты, по контейнеру, по накрытому брезентом ДБВ, по мостику, по рубке, по поднятому трапу, по входам на орудийную палубу и в моторный отсек, возможно, даже по мне…
Проще сказать, по чему луч не пробежался: по кормовой площадке, но лишь потому, что ее заслонял мостик. Однако не успел я озадачиться вопросом, что все это значит, как цилиндр прекратил стрелять лучом и переключился в другой режим: выпустил из себя синее световое кольцо. Которое, что характерно, было уже не привязано к источнику, а стало разрастаться от него вширь подобно тому, как расходятся круги на воде, только гораздо медленнее.
Меня смутило, что Вседержители стояли на консолях в метре от палубы и отказывались сходить на нее. Меня смутил их сверкающий прибор, больше похожий на игрушку, чем на оружие. Я замешкался, не понимая смысл этого странного «абордажа». И лишь когда радиус светового круга увеличился до полутора метров, а его края дотянулись до обоих бортов и поползли по ним вверх, до меня наконец-то дошло, что творится на «Гольфстриме».
Дезинфекция!
Лучшим доказательством моей правоты было исчезновение дощатого настила внутри лучевого круга. Что именно происходило с досками, неизвестно, но они – как целые, так и расщепленные, – исчезали бесследно. После прохождения по ним луча в круге оставались лишь заклепки, какими настил крепился к палубе, и иностальные плиты, на которы он лежал.