Кровавые берега
Шрифт:
Все же мы решили спрятаться в водокачке, а не в яме с заквашенным лошадиным кормом. Причиной тому был не только исходящий оттуда терпкий запах. Зарывшись в силос, мы были уязвимы для пик, какими солдаты не преминут истыкать наше укрытие вместо того, чтобы копаться в преющей измельченной траве. В баке с водой нас также могут обнаружить, но в его люк способен заглянуть лишь один человек, поскольку больше на узкой башенной лесенке попросту не поместится. Да и дотянуться пикой до дна резервуара он не сумеет. Так что в водокачке мы, если не спасемся, то хотя бы избежим нелепой гибели при поимке.
Пока влезали по лестнице на башню, озирались и прислушивались
Резервуар был наполнен не доверху. Между крышкой и поверхностью воды оставалась полуметровая воздушная прослойка. Дарио, как и я, был с детства обучен плаванию. Разве что я постигал эту науку от случая к случаю, купаясь в мелиоративных водохранилищах у фермеров, к которым мы с отцом нанимались на службу, а Тамбурини делал это в стерильном бассейне храма Чистого Пламени. Тем не менее, несмотря на разные школы, мне и Дарио хватило опыта, чтобы удержаться на плаву в нашем некомфортном убежище.
Отплыв подальше от люка, мы обшарили стены и нащупали там металлические выступы – ребра жесткости, к которым крепилась обшивка резервуара. За них можно было держаться, экономя силы не только на воде, но и под водой, если нам придется нырять. Акустика в иностальном баке была хорошая, и приближение солдат мы учуем сразу, едва они станут карабкаться на водокачку. Единственное неудобство, от которого не отделаться, – холод. Прежде чем лечь отсыпаться, гвардейцы израсходовали почти всю нагретую солнцем воду: мылись, стирали одежду, купали коней… А свежая вода, которую насос накачал сюда взамен разобранной, еще хранила в себе озерную прохладу. И днем она вряд ли доставила бы нам радость, а ночью и подавно.
Безостановочно стуча зубами – как бы ко всем нашим бедам не подхватить еще простуду! – мы уцепились за выступы и стали ждать, что будет дальше. Плавать туда-сюда, чтобы согреться, означало создавать лишний шум. И я обучил Дарио старому приему, с помощью которого перевозчики и кочевники согреваются ночью в хамаде, когда нет возможности двигаться. Способ этот был не слишком действенен, зато прост: поочередно напрягать, не сокращая, и расслаблять мышцы всего тела, концентрируя на них свое внимание. При должном усердии это позволяло поддерживать в руках и ногах нормальный кровоток. Плюс давало психологический эффект – отвлекало от мыслей о холоде.
Задохнуться было нельзя – в люке, который мы закрыли за собой во избежание подозрений, имелась отдушина. Заблудиться – тоже. Резервуар не настолько огромен, чтобы, даже плавая в кромешной тьме, мы не нашарили бы выход. Когда люк со скрежетом откроется, тогда нам и предстоит нырять, не раньше. Ну а там кто кого перехитрит: или мы солдат, или они нас. Свет ручного фонаря бледный и не добьет ни до дна, ни до противоположного края бункера. Поэтому мы можем погрузиться неглубоко и, осторожно высовывая лицо из воды, не мучить себя долгой задержкой дыхания.
О том, что происходит снаружи, мы судили по долетающим до нас гулким отзвукам. Шум не прекращался, но и не усиливался, а как бы растекся по всей территории казарм. Что при этом делали кабальеро, неизвестно, только обыску они не препятствовали.
В кромешном мраке и холоде время тянулось медленно, и мы, стискивая зубы, ждали, когда по лестнице водокачки загремят солдатские сапоги. И немало удивились, когда вместо этих звуков услыхали совершенно иные. Сначала – противный скрип металла, а вслед за этим – шум падающей воды. Да такой громкий, какой мог издать лишь льющийся на землю мощный поток.
Однако на этом чудеса не закончились. Еще не осознав, что творится на хоздворе, мы почувствовали, как нас начинает утягивать течение! И чем дальше, тем быстрее и быстрее. Возникший в баке водоворот вращался против часовой стрелки, а вместе с его ускорением стал стремительно падать и уровень воды.
– Держи-и-ись! – крикнул я Дарио. Вряд ли кто-то мог нас сейчас услышать. Шум стоял такой, что заглушал все доносящиеся сюда звуки, а пустеющий бак вибрировал, словно резонатор. Рев воды и дребезжание стен слились в единый шум, повергавший в панику и сводивший с ума.
Сопротивляться течению удавалось с трудом. Выступы, за которые мы цеплялись, по мере убывания воды уползали вверх и заставляли искать новую опору прежде, чем пальцы соскальзывали со старой. Я и Тамбурини опускались на дно бака, будучи не в силах что-либо предпринять. Бороться было бесполезно и бессмысленно. Да и что мы при этом выиграли бы? Только упростили бы задачу поджидающим нас снаружи солдатам, и все.
Да, они переиграли нас, закрыв входной водопроводный вентиль и открыв сливной. Тактика, очевидная для южан, но совершенно невероятная для северян! Она не пришла нам в голову, поскольку элементарно туда не укладывалась. Мыслимое ли дело: вылить на землю огромную цистерну воды лишь затем, чтобы обнаружить в ней двух беглецов! Все мои привитые с детства инстинкты протестовали против такой безумной расточительности. Протестовали, хоть разум и соглашался с тем, что в здешних краях вода ценится не больше, чем в наших – песок и камни.
Сливная горловина была слишком узкой для того, чтобы мы проскользнули в нее и плюхнулись в грязь к солдатским ногам. Вода иссякла, а мы с Дарио так и сидели на дне бака, мокрые, продрогшие и беспомощные, будто две потрепанные бурей вороны. Такими жалкими и увидели нас солдаты, когда спустили в люк на веревке фонарь. Под раздавшиеся с хоздвора обрадованные выкрики и смех нам сбросили веревочную лестницу. И пригрозили, что если мы не вылезем подобру-поздорову сами, нас вытащат насильно, прострелив перед этим для острастки конечности. Мы не намеревались жертвовать здоровьем ради глупого упрямства и безропотно покарабкались наверх, мысленно прощаясь со всеми надеждами удрать из Садалмалика…
Либо солдат повеселила наша наивная попытка скрыться от них таким способом, и потому они не разозлились, либо у них имелся приказ избегать рукоприкладства, но наш арест в целом прошел гуманно. Легкие тычки и подзатыльники не в счет, хотя, конечно, мы с Дарио не привыкли к такому обхождению. Но, прикусив языки, терпели, поскольку понимали: сейчас молчание для нас – благо, а наши протесты лишь испортят конвою настроение и ничего, кроме вреда, нам не принесут.
Бежать было некуда, сопротивляться – бессмысленно. И все же перед тем, как вывести нас с хоздвора, нам заткнули рты кляпами, а на головы надели мешки из плотной ткани. Едва выбравшись из кромешной темноты, мы вновь лишились возможности смотреть по сторонам и вдобавок разговаривать. Разумная предосторожность, если гвардейцев не известили насчет ареста дона Балтазара. Раскричись мы об этом, неизвестно, как отреагируют на наши вопли кабальеро и не создадут ли они затем солдатам проблем.