Кровавые следы
Шрифт:
С учетом открытой местности и хорошего обзора я был более чем озадачен, когда нашёл на дне своей ячейки мину-ловушку, сделанную из ручной гранаты. Сначала мне показалось, что это просто граната отцепилась у кого-то с пояса, и всё. Никто, однако, не терял гранат, и все, включая и Фэйрмена, настаивали, что дело серьёзное. Наша ячейка оставалась пустой на ночь, и, по-видимому, парни, охраняющие соседние ячейки, малость ослабили бдительность. Граната была почти полностью зарыта в землю рычагом вниз. Нельзя было понять, нет ли под ней ещё одной или не скрыто ли что-то ещё в земле, там, куда надо встать, чтобы добраться до гранаты. Некоторое время мы стояли там, обдумывая ситуацию. Джилберт
По всем признакам этот случай должен был стать поводом задуматься. Если они могли безнаказанно пробраться и устроить подобное, то почему они ещё не убили меня посреди ночи? Что их могло от этого удержать в ближайшем будущем? Ситуация должна была бы встревожить меня гораздо больше. Однако, я, молодой дуралей, больше переживал о том, что придётся рыть новую ячейку, чем о том, что кто-то подложил мне адскую машину, которая могла бы оторвать мне ноги.
Фэйрмен после взрыва отирался поблизости, чтобы давать мне советы, насколько глубокой мне отрыть новую ячейку и сколько усердия вложить в проект. Затем он сменил курс и решил, что раз у меня нет ячейки, то я могу присоединиться к Уиллу Смиттерсу на посту прослушивания. Предложение выглядело пугающе. Смиттерс пробыл во Вьетнаме вдвое меньше меня. Мы оба были невежественными новичками. Нам предстояло отправляться на индейскую территорию, одним, ночью, и я за старшего. Что-то в этом сценарии явно было не так. Может, легче было бы меня просто застрелить?
Смиттерс был из молодого пополнения, симпатичный парень из Теннесси, шатен со всегда уложенными волосами, хотя я ни разу не видел, чтобы он пользовался расчёской. Так было даже после того, как он целый день носил каску. Рот у него частенько был полуоткрыт, как у рыб или у Джеймса Дина в кино.
Ночь прошла без событий, если не обращать внимания на мои нервы. Всё было совсем не так, как в предыдущую ночь. Поскольку меня назначили старшим, я не мог действовать вслепую. Я должен был обдумать, какой дорогой идти, где может найтись хорошее место для остановки, не произведём ли слишком много шума, и что нам делать, если мы заметим противника, или — что ещё хуже — он заметит нас. Ситуация определённо заставила меня поволноваться.
Мы потащились в путь, но не на требуемые сто метров. Метров через семьдесят мне показалось, что, хотя мы не так уж и далеко, но между нами и периметром столько плотной растительности, что мы фактически отрезаны от остальных. Ощущая себя оторванным и уязвимым, я принял командирское решение, что поскольку семьдесят метров — это почти сто, мы остановимся и устроим пост прослушивания прямо здесь. Смиттерс, похоже, не вполне признавал во мне командира, отчего я ещё настойчивее заявил, что знаю, что делаю. Для меня это была страшная ночь, даже несмотря на то, что все наши доклады состояли из двух щелчков. Когда она, наконец, закончилась и нам разрешили вернуться к роте, мне сильно полегчало. Признаюсь, я немного гордился, что руководил патрулём. Мне казалось, что я всё сделал правильно. Некоторые такие задания, типа идти головным или постов прослушивания, требовали лишь немного здравомыслия, силы воли и решительности, и никаких специальных навыков вроде чтения карты.
Одним из моих тайных страхов было то, что Фэйрмен может заставить меня ориентироваться по карте во время патрулирования. Мы бы закончили маршрут в Малайзии. Я не умел читать карты на пехотной подготовке в Штатах, а карты во Вьетнаме были ещё хуже, они были абсолютно непостижимы! Если там не стояла большая точка со стрелкой и надписью «Вы находитесь здесь», они находились выше моего понимания. К счастью, карту мне ни разу не давали.
В роте появился новый парень, сержант Родарте, профессиональный военный. Он только что перевёлся в армию с флота, потому что считал, что в армии будет больше возможностей для продвижения. Я не понял, осознавал ли он, что вакансии в армии открываются оттого, что люди, их занимавшие, оказываются убитыми.
Родарте был реально забавный парень, дружелюбный, с широким кругом интересов, и любил поспорить. Может быть, он отточил искусство спорить, когда подолгу плавал в море, не имея, чем заняться. Он был чуть полноват и, похоже, быстро уставал во время длинных маршей, неся всё снаряжение, которое нам полагалось нести. С учётом всего перечисленного, Док Болдуин дал ему прозвище «Стремительный». Это была полная противоположность к его внешнему виду. Нам всем это казалось смешным, и Стремительный, похоже, не возражал.
Примечательно, что Стремительный, как и я, почти не умел читать карту. Но, если меня учили ориентироваться по карте, но я в учёбе не преуспел, то их на флоте просто этому не учили. Может быть, он здорово разбирался в сигналах сонара или таблицах глубин, но в пехоте эти навыки ему не помогли бы. Учитывая, что он стал командиром отделения, это обещало значительные сложности. К счастью, он оказался достаточно умён, чтобы это понять, открыто признать и получить помощь от солдат своего отделения, например, от Кордовы, который провёл во Вьетнаме уже несколько месяцев и хорошо понимал карту.
С каждым проходящим днём я чуть-чуть больше чувствовал себя скитальцем, смирившимся со своей ролью, обречённым блуждать по этому маленькому клочку юго-восточной Азии без выраженной связи с внешним миром, пока мне не скажут, что можно ехать домой. Иногда я беру с собой свой бумажник с деньгами, если нам случается покинуть Лай Кхе на какое-либо время. Однако, большую часть времени он лежит в моей тумбочке. Он больше не ходит со мной в короткие однодневные патрули и ночные засады на той стороне реки.
Я больше не носил с собой ключи. Поначалу кольцо с ключами меня успокаивало. На нём висел брелок в виде автомобильного номера в дюйм длиной, Ассоциация ветеранов-инвалидов прислала его нам за пожертвование. Номер на брелке совпадал с калифорнийскими номерами маминого «Фольксвагена-жука» и теоретически с ним потерянные ключи могли вернуться к нам, если бы нашедший бросил их в любой почтовый ящик. В начале лежащие в кармане ключи связывали меня с домом и прибавляли чувства защищённости. Теперь я ощущал себя в большей безопасности и не хотел потерять их. Так что он тоже оставались в тумбочке.
То же самое случилось с моим водительским удостоверением и другими документами. Потерять их во Вьетнаме было бы большой ошибкой. Одной из самых живучих легенд во Вьетнаме говорила о том, что если ВК узнают твой американский адрес, то отправят бомбу твоей семье. Эту историю рассказывали на начальной подготовке в Калифорнии, на дополнительном пехотном обучении в Джорджии, в школе джунглей во Вьетнаме и во всех аэропортах в промежутках. Более того, половина рассказчиков утверждала, что лично знает одну из жертв. Эта история была просто неудержимой. Конечно же, я передал предупреждение своим родителям, которые должны были быть начеку насчёт подозрительных посылок всё время, пока я служил за океаном.