Кровавые сны
Шрифт:
— Да. Возможно.
— В этих царапинах были также волосы, которые мы заметили не сразу из-за запекшейся крови. Слишком много крови, чтобы определить цвет волос, но как только мы вернемся в лабораторию, по крайней мере, мы узнаем о ней чуточку больше. Опять, я не спец по составлению психологических портретов, но думаю, он не хотел оставлять волос вообще, поэтому эта малость может оказаться важной.
Перселл пристально уставился на край трамплина у бассейна, окрашенного в красный цвет, где до сих пор лежало сердце убитой женщины. И Коротышка
— Кончик пальца, — наконец произнес шериф. — Его достаточно, чтобы проверить отпечатки пальцев?
— Достаточно.
— Хорошо. И потом принеси их мне. И любую другую частичку информации, которую сможешь достать, включая твои теории и предположения. Я хочу услышать даже твои догадки. Понял?
Коротышка не посчитал нужным ответить вслух, а просто кивнул и пошел чуточку быстрей, чем обычно, возвращаясь к своей работе. Гнев создал превосходный щит, подумал он, но ярость Марка Перселла только начинала пылать.
И он не хотел бы оказаться рядом, когда, наконец, произойдет взрыв.
Она знала.
Марк хотел понять — это ли снилось Дани, но, черт возьми, надеялся, что нет. Не это.
Но она знала — случится что-то плохое или уже случилось. И это было последним, что Марк хотел когда-либо увидеть.
Кроме того, у него было тягостное чувство в животе, которое подсказывало ему — это лишь начало, и дела станут намного хуже, пока вновь все не станет на свои места. Дани выглядела обеспокоенной, чего и так было очень необычно. Она не выдала всю информацию, да и никогда не выдавала. Но он почувствовал ее беспокойство, как удар в живот, и неожиданное пробуждение старой связи застало его врасплох.
Настолько, что он сказал больше, чем собирался о своих чувствах.
— Марк? Прости, — голос Джордана звучал так же болезненно, как он и выглядел. Бледное лицо и нездоровый блеск в глазах. — Я просто не думаю…
— Возвращайся в участок, — сказал Марк, отодвигая на задний план все, за исключением работы, которую он должен был делать. — Проверь, есть ли у нас отпечатки Карен — жены Боба Норвела и Бекки — дочери четы Хантли. Если их у нас не окажется, отправь команду с оборудованием в их дома и получи отпечатки оттуда.
— Семьи будут спрашивать, зачем это. Что мне ответить им? — Пожалуй, Джордан стал выглядеть еще хуже.
Марк даже не помедлил:
— Что нам нужна любая информация, которую мы сможет получить о пропавших, а отпечатки в некоторых случаях более важны, нежели фотографии. — В этот раз, прежде чем добавить, шериф заколебался: — Скажи криминалистам, чтобы они нашли вещи с ДНК. Расческа, бритва, зубная щетка, все — что даст нам необходимое. И пусть делают это незаметно.
— Мы не будем рассказывать семьям об … этом?
— Нет, до тех пор, пока не узнаем чего-то определенного. А пока я хочу, чтобы об этом никто не знал, Джордан, это понятно? Любой, кто скажет
— Я понимаю, Марк. Также как и все остальные здесь. Но ты прекрасно знаешь, как впрочем, и я, что мы не сможем держать это в секрете достаточно долго.
— Мы будем делать это так долго, как только сможем. — Его сотовый зазвонил, и он ответил еще до того, как послышался второй звонок: — Да.
— Марк, это Дани. Я знаю, ты занят, но…
— Ты знаешь, где я, на что смотрю? — Марк понимал, что его голос слишком резок, но ничего не мог с этим поделать.
Молчание на другом конце трубки было недолгим, а затем она тихо ответила:
— Я знаю. Ты должен встретиться с кое-какими людьми. Здесь, в доме Пэрис. Ты сможешь приехать?
— Уже в пути, — проговорил Марк.
Глава 4
Он должен был вырезать ее изображение с другой фотографии, потому что первое все измялось. Но этого ничего.
Он всегда делал копии.
Сняв некоторую часть своего напряжения, притупив острое желание, он был способен аккуратно удалить все ненужные части с фотографии. Оставалась только она.
Он отложил изображение и взял следующую фотографию. На ней была изображена девушка на заправочной станции, стоящая возле машины и закачивающая газ.
На следующей она запечатлена гуляющей по парку с собакой. Он засомневался, но, в конце концов, вместе с ней вырезал и собаку.
Хм. Он никогда не думал о собаках, но…
Его мысли заметались, и он неодобрительно нахмурился. Нет, никаких собак. Никаких животных.
Она не любила даже животных. Никогда не могла держать их во дворе, а тем более в доме. Они — грязные.
— Грязные, грязные создания.
— Нет. Никаких собак. Никаких животных. Они не важны.
Он отрезал собаку со снимка и выбросил ее изображение в мусорное ведро.
Теперь только она.
Она одна.
Он продолжал работать с кипой фотографий, пока не закончил со всеми, тщательно вырезая ее с каждого снимка и выбрасывая остатки фотографий в ведро.
Когда работа была завершена, он нежно собрал ее вырезанные фигуры и понес их в другую комнату.
Комната была большой, а толстые, бетонные стены делали ее холодной и предоставляли возможность услышать эхо. Ему нравилось и то, и другое, хотя его недавняя работа, по крайне мере, слегка уменьшила эффект эха.
В центре комнаты стоял стол из нержавеющей стали, на который падал луч от яркого светильника. Но он проигнорировал его, подойдя к одной из стен, где на одной из балок находилась длинная направляющая маленьких галогенных светильников. Они были точно направлены и обращены на геометрически точно расположенные клетки на доске для объявлений, которая занимала всю стену от бетонного пола до балочного потолка.