Кровавые тени
Шрифт:
ГЛАВА 31
Кейтлин сидела за столиком кафе, уставившись в чашку кофе. Дождь барабанил в окно рядом с ней, поблёскивая на фоне темноты Блэкторна, вдалеке шипели кофеварки.
Ей следовало бы сразу же отправиться домой после вынесения вердикта, но мысль о возвращении в квартиру наполнила её ещё большим чувством одиночества, чем нахождение в этом помещении, полном незнакомцев. Плюс ещё перспектива наплыва журналистов, которые гарантированно расположатся лагерем возле её квартиры. Всего
Дверь открылась, и в помещение ворвался холодный воздух. Три молодые женщины ввалились внутрь, оглядывая кафе в поисках свободных мест. Заметив пустую кабинку рядом с её, они направились к ней, болтая и хихикая.
Кейтлин снова уставилась в свою чашку. Их внезапное молчание подсказало ей, что они заметили и узнали её. Дело освещалось во всех новостных каналах весь день, не говоря уже о трёх днях, предшествовавших ему. Это был самый большой скандал, с которым когда-либо сталкивалось ПКВ, и весь Отдел по контролю за третьими видами стремился доказать свою состоятельность перед лицом невзгод. Ксавьер был отстранён вместе с Максом и Робом как негодяи в рядах безупречной в остальном организации. Тот факт, что Кейтлин дала ключевое свидетельство, стал самым большим потрясением для истеблишмента. Если раньше коллеги относились к ней с презрением, то теперь её по-настоящему ненавидели, и не в последнюю очередь из-за её восстановления в должности.
После того, что, как она была уверена, было несколькими произнесёнными одними губами словами и чересчур драматичным движением глаз в её сторону, женская болтовня возобновилась, хотя и более приглушённо.
Кейтлин оглянулась на залитую дождём улицу. Роб не мог даже взглянуть на неё, когда его уводили. Но больше всего её ранила решимость в глазах Макса. И когда он посмотрел на неё через зал суда после вынесения решения о виновности, в его глазах был не гнев, а гордость. Будь то его агент или падчерица, а может быть, и то, и другое вместе, он сказал ей одним долгим взглядом, что она поступила правильно. Даже тогда у неё перехватило горло, и она, сдерживая слёзы, снова уставилась в свою чашку в надежде, что никто этого не заметит.
Кейн не появился в здании суда. Слишком сильно она надеялась, что он это сделает. Она проверила галерею, но там не было никаких признаков его присутствия. После этого она надеялась немного задержаться на улице, но журналисты, которые были вынуждены ждать снаружи, представляли слишком большую угрозу. Единственным, с кем она столкнулась, был Джаск. Тот факт, что он сидел в вестибюле, когда у него не было причин слоняться без дела после его показаний, подтвердил, что он ждал её.
— Мы ещё не закончили, — сказал он, когда она проходила мимо него.
Она остановилась и уставилась на мозаичный пол, несмотря на то, что знала, что ей следовало продолжить идти. Она повернулась к нему лицом, и взгляд его лазурных глаз проник глубоко в её глаза.
Именно его показания утвердили вердикт, наряду с показаниями двух ликанов, совершивших это деяние.
— Ты слышал вердикт, Джаск.
— Ты думаешь, десяти лет достаточно?
— Это не в моей власти, — сказала она, отворачиваясь.
— Но ты не ушла от меня.
Она снова остановилась. Повернулась, чтобы встретиться с его жёстким взглядом.
Он уверенно поднялся со своего богато украшенного кресла из красного дерева, его широкая фигура ростом выше метр восемьдесят доминировала на столь малом расстоянии между ними.
— Не знаю, почему Кейн оставил тебя в живых, — сказал Джаск. — Но на твоём месте я бы не успокаивалась. Если он не закончит это должным образом, это сделаю я. Эти парни в долгу. По крайней мере, четырнадцать лет их жизни. Их семьи в долгу. Я несу ответственность за то, чтобы это произошло.
— Я поставила на карту всё, чтобы правда вышла наружу. Я больше ничего не могу сделать.
— Думаешь, ваши законы имеют для нас какое-то значение? У нас есть свои собственные убеждения. Будет много разъярённых ликанов. В этом регионе и других. Нужно, чтобы было видно, что я что-то делаю, если Кейн этого не делает. Я отпустил тебя только потому, что он заверил меня, что разберётся с этим, — он обошел её сзади. — Я даю ему несколько дней, а потом хочу увидеть кое-какой испорченный товар, или я позабочусь об этом сам.
У Кейтлин перехватило дыхание. Она не осмелилась повернуться к нему лицом, не осмелилась дать ему возможность снова посмотреть ей в глаза, потому что сказала бы что-то, о чём потом пожалела бы. Она бы поставила перед собой задачу, с которой не была уверена, что сможет справиться.
Потому что, когда она стояла одна в том вестибюле, когда единственных людей, которые у неё остались, отвели в изолятор, когда она покинула здание суда и пошла по тёмным улицам Лоутауна в северную часть Блэкторна, она знала совершенно точно какой теперь была… она была всецело одинокой.
И она знала истинную причину, по которой решила пересечь границу, и дело было не только в том, что она была трусихой.
Она отодвинула кофе в сторону, не в силах смотреть на едва ли теплую уже жидкость.
— Он действительно так хорош, как о нём говорят?
Внимание Кейтлин переключилось на трёх молодых женщин, пока она искала ту, которая заговорила.
Женщина, сидевшая дальше всех, выжидающе расширила свои сильно накрашенные карие глаза.
— Я имею в виду, ради этого стоит поиздеваться над собственной семьёй.
Все они были людьми. Теперь она могла это видеть.
Та, что сидела рядом с ней, хихикнула.
— Милая, у меня возникло бы искушение отказаться от собственных детей ради ночи с ним.
Кейтлин по очереди встретила их выжидающие взгляды — взгляды, в которых была смесь обвинения, любопытства и ревности.
Она должна была держать рот на замке, вот что ей сказали. Она ни с кем не разговаривала, иначе ниточка, на которой уже висела её работа, была бы оборвана. Нужен был только повод. Её держали при себе только для того, чтобы укрепить созданный ими образ, что они представители правосудия. Она была их талисманом, доказательством этого. По крайней мере, на данный момент.