Кровавый апельсин (сборник)
Шрифт:
— Забыть? — сказал шофер, явно нервничая.
— Ну, так пусть он постарается, — сказал я. — Мы будем в Ноттингеме только сегодня. Сможет он заскочить?
— Ноттингем? — спросил шофер. — Это очень далеко. Вряд ли сумеет. Мы в Лимингтоне, в Хэмпшире.
— Я прекрасно это знаю. Не у старины Гарри Фостера?
— У мистера Бэркета. Тут танцевальный вечер, — сказал шофер.
— А, ну ладно. Ну что же делать? Всего доброго.
Оказалось до смешного просто. Я только беспокоился, чтобы Брин ничего не узнал, иначе его шофер может лишиться работы.
После этого я должен был всего лишь позвонить своему
Мне оставалось только отправиться домой, напялить смокинг и поглубже вздохнуть для придания себе храбрости. Вскоре я уже был по пути в Лимингтон.
Глава 14
Через два часа я поставил «БМВ» под деревьями, расположенными сбоку от лесной дороги. Я поправил галстук-"бабочку", глядясь в водительское зеркальце. Должен признать, что лицо у меня было осунувшееся. Я вылез, прошел мимо высоких столбов у ворот к подъездной аллее.
Аллея была из гравия, хорошо утрамбованная, обсаженная рододендронами. Она вела к большому белому дому, построенному в духе современной подделки под григорианский стиль; дом прятался под сенью «Нью Форест», как кукушонок в гнезде королька. Пока я огибал площадку, тоже из гравия, где стояло около полусотни роскошных машин, вечерний воздух освежил мне лицо. Из сада, расположенного по другую сторону дома, доносились звуки бас-гитары и неясный шум голосов. Я обошел вокруг. Лужайка, окруженная высокими черными деревьями, казалась в лунном свете серой. У выходящей в сад стены дома был раскинут большой шатер, изнутри освещенный желтым светом. Я прошел по дорожке между двумя клумбами, откинул полог и заглянул внутрь.
Там было жарко и стоял оглушающий шум. В дальнем конце шатра играл оркестр. Мужчины выглядели лощеными, а на многих женщинах были надеты тиары. Собралась довольно значительная часть Нового Пултни — те, кого Хьюго назвал бы публикой с Королевской яхты.
На какой-то момент я остановился, у меня вспотели ладони. Мне всего лишь нужно было найти Брина. И я нырнул в огромную, словно море, толпу.
Будь я террористом, я мог бы сейчас запросто уничтожить хорошую порцию здешнего «королевского семейства». Но я был всего лишь проектировщиком яхт, который в течение пяти минут ходил от одной группы роскошных мужчин и женщин к другой, разыскивая безо всякого успеха нужного человека. Неожиданно я заметил знакомые квадратные плечи, над которыми возвышалась голова с коротко подстриженными темными волосами и загорелой шеей. Он сидел за столом с четырьмя молодыми женщинами, все они смеялись. Чувствовалось, что от него струится очарование, так же как от электрического обогревателя струится тепло. Арчер.
Я подошел и тронул его за плечо. Он оглянулся, раскрасневшийся и улыбающийся, голубые глаза сверкали, и я вспомнил, что говорила мне Джорджия о слабости Арчера к женщинам. Улыбка стала несколько напряженной, когда он узнал меня.
— Арчер, — сказал я, — на одно слово.
— Конечно, — сказал он, вставая.
Мы отошли в угол.
— Что ты здесь делаешь?
— Я приехал увидеться с Брином.
— С Брином? — Арчер спросил так, будто не знал, кто это такой. — Послушай, Чарли, старик Септимиус Бэркет может вышвырнуть тебя, если увидит. Миллстоун здесь. И множество людей, которые присутствовали на коктейле. Он тут распространялся о тебе. Извини, что я это говорю, но ты вел себя как последний дурак сегодня вечером.
— Возможно, — сказал я. В своем взвинченном состоянии я старался слышать и воспринимать то, что мне было нужно. — Где Брин?
— Некоторое время назад был в доме, — сказал Арчер. — Обедал. Ради Бога, Чарли. Ты знаешь, я всегда готов помочь тебе. Но сегодня... ты не в порядке, приятель.
— Все, что я делаю, я делаю не для себя, а для «Пэдмора и Бейлиса», — сказал я с улыбкой, уродливость которой была мне неприятна. Арчер поднял руки: да падет это на твою голову, говорил его жест. Затем он повернулся и отправился назад к своему столу с красотками — целая пинта сексуального пламени.
Я быстро двинулся к зелено-белому полосатому проходу, который вел от шатра к дому. Толпа мужчин и женщин шла через него в другом направлении. Мужчины курили сигары. Брина среди них не было. Я прошел дальше, заглядывая в разные двери. Первая вела в гостиную. Очень старый человек разговаривал у камина с двумя женщинами среднего возраста.
— Извините, не видели ли вы Алека? — спросил я у него.
— Моет руки, — ответил старик.
— Извините, — сказал я и вернулся в коридор.
В этот момент Брин вышел из двери под лестницей, пухлый и хорошо вымытый. Я заметил, как он стрельнул глазами в мою сторону и затем отвел их. Я быстро подошел.
— Мы должны поговорить.
Он сунул в рот сигару и начал сосать ее.
— Мне нечего вам сказать, — буркнул он. И двинулся по коридору. — Извините меня.
Я стоял у полуоткрытой двери маленькой комнаты, возможно библиотеки, с книгами на полках, с креслом и письменным столом, на котором стоял телефон.
Когда Брин проходил мимо меня, я схватил его за запястья, приподнял и толкнул внутрь комнаты. На вид он был плотным, но упал на пол с удивительной легкостью, потянув следом и меня. Я поднялся и захлопнул дверь. Брин смотрел на меня с выражением застывшего изумления и гнева.
— Извините, что я вынужден был сделать это, — сказал я. — Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы присесть?
Он встал, отряхнул пыль с колен вечернего костюма и поднял сигару с бухарского ковра. Затем приказал:
— Выпустите меня отсюда, Эгаттер. — Его глаза более, чем когда-либо, напоминали дуло пистолета. Никто из известных мне людей не смог бы прийти в себя и оказаться в выигрышной позиции через двадцать секунд после того, как, внезапно напав, его бросили на ковер. Но у Брина это получилось.
— Нет, не выпущу, — ответил я. В двери торчал ключ. Я повернул его и положил себе в карман. — Пока мы немного не поговорим.
— Грубой силой со мной ничего не сделать, — заверил Брин.
— Будьте разумны, — сказал я. — В свое время вы творили кое-что и похуже. А я хочу всего лишь, чтобы вы выслушали по телефону одного человека. После этого можете сдать меня полиции или делать все, что вам угодно.
Брин минуту размышлял. Он вынул другую сигару, обрезал ее и зажег. Когда она разгорелась в достаточной степени, он глубоко вздохнул и заорал: