Кровавый апельсин
Шрифт:
Сайлем был высокого роста, но сутулился и от этого выглядел как-то неуверенно. К сожалению, мне не удалось присмотреться к нему повнимательнее, потому что рядом я заметил другую фигуру. Я увидел воспаленные глаза на бледном лице, торчащие клочья волос, большие залысины, желтые пальцы, которые держали неизменную «Сеньор Сервис». Эд Бонифейс собственной персоной.
В мгновение ока он оказался рядом.
— Джимми, дружище! — прохрипел он, дохнув на меня табаком и виски. Лацканы его пиджака были засыпаны пеплом.
— Я пытался до тебя дозвониться.
— Да ну! — Под набрякшими веками глаза Эда неестественно блестели. — У тебя есть новости? И у меня тоже. От воровской шайки из страховой компании. — Он скорчил гримасу и расхохотался.
Терри сделал легкий протестующий жест и шагнул в сторону, бросив мне:
— Еще увидимся!
— Что сказали тебе в страховой компании? — спросил я.
— Они примут решение в зависимости от результатов расследования. Подозреваю, они ничего не заплатят, потому что до сих пор уверены, что я сам перерубил этот проклятый канат. Ты можешь себе представить, а? В самом начале гоночного сезона, в котором у меня были неплохие шансы. У подветренного берега в шторм, когда мы с тобой, моим старым другом, в здравом уме находились на борту! Ну что ты на это скажешь, а?
Всем своим видом Эд изображал справедливое возмущение. Я оглядел его. Эд стал заметно лысеть, поэтому норовил прикрыть проплешины остатками шевелюры, но безуспешно. Галстук сбился, ботинки следовало бы почистить.
Улыбнувшись, я покачал головой и положил руку ему на плечо. Все эти соображения могли бы иметь значение для человека в нормальном состоянии. Но Эд крепко запил, не вылезал из-за карточного стола, и до меня доходили слухи, что его дела стали разваливаться. Судя по всему, он был готов на самый дикий, безрассудный поступок ради того, чтобы заполучить эти полмиллиона фунтов.
— Как твоя мачта? — Он вдруг резко сменил тему, словно прочитав мои мысли.
Я решил сказать правду, прекрасно понимая, что испорчу ему настроение еще больше.
— Есть кое-какие проблемы.
— Неужели? — воскликнул Эд. Глаза его превратились уже в совсем узкие щелочки. Мне показалось, что он прикидывается. — Привози ее послезавтра, разберемся, о'кей?
— Спасибо.
— Да ладно... Извини, я хотел бы еще немного поразвлечься на красном и черном, ты меня понимаешь? Пока, приятель!
Эд, развернувшись, направился в глубь салона. По дороге он подрулил к бару и хлопнул большую рюмку виски. Потом затесался в толпу неподалеку от рыжеватого Дуга Сайлема. Рулетка продолжала крутиться. Шарик дробно перекатывался по кругу.
Голоса становились все оживленнее. Импозантные, гладкие денежные тузы со своими загорелыми и ухоженными дамами. Спортсмены-гонщики с обветренными лицами на их фоне выглядели грубее и чаще хмурились при разговоре. Я беседовал с Джоном Доусоном, улыбчивым, медведеподобным бородачом. Его катамаран теперь, после аварии со «Стрит Экспресс», стал главным конкурентом нашему «Секретному оружию». Да, яхтсменам здесь было не до улыбок. Эти бело-золотые стены ощутимо действовали на нервы.
Откуда-то вынырнул Терри Таннер.
— Извините, что вынужден прервать вас. Рад видеть тебя, Джон!
Тот расплылся в улыбке, отчего его борода пришла в движение.
— Я помогаю Джону, — пояснил Терри, прицелившись своими фарфоровыми глазами куда-то в сторону. Я проследил за его взглядом и понял, что он смотрит на Эда.
— А Эду вы тоже помогаете? — спросил я. Взгляд его стал жестким, холодным.
— Помогал.
Через мгновение он добавил спокойнее:
— Думаю, Эд сильно сглупил.
— Что случилось? — подал голос Джон.
— Нет-нет, ничего, — ответил Терри. — Давай лучше познакомим Джеймса с публикой.
Следующие полчаса я провел в обществе промышленников. Каждый считал своим долгом сообщить мне, что наш проход по бухте произвел неизгладимое впечатление. Они повторяли одни и те же слова, как какое-то магическое заклинание. Но денег никто не предложил.
— Не беспокойтесь, — сказал мне Таннер. — Пусть они привыкнут к вам. — Он улыбнулся, в глазах мелькнули озорные искорки. Очевидно, подразумевалось, что я должен быть потрясен его дружеским отношением. Но я уже видел, каким ледяным в один миг может стать его взгляд, а потому не очень-то обольщался приятельским «мы».
На прогулочной палубе Чарли все еще беседовал с мистером Эрнстом. Я постарался поймать его взгляд, он в ответ подмигнул и украдкой показал мне большой палец. Только я собрался присоединиться к нему, как услышал за спиной:
— Потрясающее впечатление!
Голос принадлежал невысокому, с гривой черных вьющихся волос смуглому черноглазому мужчине с крупным носом. В его внешности было что-то от цыгана-гитариста и от пирата. С сильным французским акцентом он добавил:
— Вы сделали себе недурственную рекламу. Я поблагодарил.
— Но для того, чтобы побеждать, одной рекламы маловато, — продолжил он, одарив меня белозубой улыбкой и обдав запахом сигарет «Голуаз». — У вас нет шансов на выигрыш.
— Неужели?
Улыбка стала похожа на хищный оскал.
— Жан-Люк! — раздался женский голос.
Я обернулся и увидел симпатичную брюнетку с классическим французским овалом лица и ярко-голубыми глазами. Красавица, ничего не скажешь. Я сообразил, что разглядываю ее слишком неприлично, только тогда, когда наткнулся на холодный ответный взгляд.
— Все вы хилые любители, — продолжал между тем черноволосый.
— Мы-то? — удивился я, с трудом переключив внимание на собеседника. — А кто же, в таком случае, вы?
— Я — Жан-Люк Жарре, — ответил коротышка, гордо выпятив грудь от сознания собственного величия.
— Мне знакомо ваше имя.
Известны нешуточные страсти, которые разгораются порой между капитанами многокорпусников в гонках; но на суше обычно это вполне миролюбивые люди. Жан-Люк Жарре славился тем, что одинаково агрессивно вел себя во всех ситуациях. Но гонок он выигрывал не больше, чем другие.