Кровавый апельсин
Шрифт:
На рассвете над морем повис густой липкий туман. Мы позавтракали, хотя есть не хотелось; окрестности было невозможно рассмотреть. Когда совсем рассвело, поднялся небольшой западный ветер и сдул туман. Уставшими глазами мы оба всматривались в рябь воды на востоке.
Между нами и тяжелым туманным облаком появились два паруса. Чарли настроил бинокль и сказал то, что я уже знал:
— "Даунтаун Флаер". У другого большая выемка. Жарре. Максимум в миле от нас.
После этого мы не присели. Уравновешивали паруса с предельной точностью, пытаясь поймать малейшее дуновение ветра. Но ветер
В одиннадцать часов я уже видел лицо ле Барта, его команду, собравшуюся у паруса, натягивающую его. Жарре не смотрел на нас. И я изо всех сил старался не смотреть на него.
Не стоило поворачиваться, чтобы увидеть то, что должно было случиться.
— Скотина! — бросил Чарли в четверть двенадцатого.
Надутый парус был приведен к ветру, судно набирало скорость. Он прошел у берега слева от нас и пересек нам путь примерно в миле. Теперь он переместился вправо, оставляя нас все дальше позади.
— Вот он и на финише, — уныло заметил Чарли.
— Подожди, — остановил я его. Парус, шедший впереди, оставался справа, двигаясь к голубой середине Ла-Манша. В синем небе светило солнце.
— Отправился к Франции ждать прилива, — предположил Чарли.
— Может, ему повезет, — сказал я. Но сам держался ближе к английскому берегу, где, судя по метеокарте, ветров должно было быть больше. В час дня Чарли спросил:
— Ну, и что теперь?
Вода к северу по направлению к Дангнесс вдруг потемнела. Дорожки водной глади извивались в тени. Я шел по ним. Через полминуты он нас настиг — северный ветер, мощная струя воздуха. Как раз когда было нужно. «Апельсин-2» накренился левым корпусом и начал быстро разгоняться.
Это одна из наших крупных удач. Море было гладким, как блин, а ветер дул силой узлов в двадцать. Мы пронеслись мимо «Рояль Северин» и устремились к Сант-Катерин-Пойнт; два оранжевых корпуса как ножи разрезали морскую гладь, все у нас свистело, шумело, дрожало. Судно почти не касалось воды.
Но нам было не до удовольствия от ощущения полета. Тот из нас, кто стоял за штурвалом, что есть сил старался удержать его в нужном положении, выжимая из судна всю скорость до последнего узла. Другой балансировал паруса, как только был способен, и всматривался в горизонт, пытаясь разглядеть желтый раздутый парус.
Остров Уайт пролетел мимо. Мы вошли в широкий Западный Канал. Земля осталась на севере, мерцая белыми меловыми утесами.
В два часа Чарли увидел его.
— Вот он! — И показал на левый корпус. Там, куда он указывал, на юго-востоке, опережая нас на корпус, стояла бледная дымка. Ветер наполнял паруса.
— Хорошо идем, — сказал Чарли, — но в любую минуту может утихнуть.
И ветер утих.
Солнце в тот день село в чан расплавленного стекла.
— Иди поспи, — отправил я Чарли вниз.
— Нет, — не согласился он, — иди ты.
Так никто спать и не пошел. Вместо этого мы бесполезно балансировали паруса, раздраженно говоря друг другу, что у Жарре тоже никакого ветра.
В три часа ночи мы все еще слонялись по палубе, угрюмые и злые.
На носу кливер сказал «хлоп».
— Правь, — вскинулся Чарли, — я сбалансирую.
Ветер вернулся.
С Атлантики подул теплый южный бриз, достаточно мощный. «Апельсин-2» снова поднялся и помчался вперед. Чарли настроил радио на Би-би-си. Но море начало волноваться, и судно шло с таким грохотом, что было почти невозможно разобрать, что говорит радио, кроме разве того, что никто еще не финишировал. Если так, то надежда еще оставалась.
В четыре утра мы проносились мимо Портленд-Билл в тридцати милях к северо-востоку. Никто из нас не спал. Я был в прострации, глядя на мир, словно сквозь несколько слоев целлофана. Но та часть меня, которая держала штурвал, функционировала хорошо.
— Вот! — взревел вдруг Чарли.
Небо на востоке уже становилось серым, возвещая рассвет, но море еще оставалось черным. Слева от нас на гребне волны мелькнул бортовой зеленый огонь, осветив белую корму. Судно шло под парусом. Судя по скорости, это был Жарре.
— Может, погасим огни? — спросил Чарли. — Подкрадемся к ним?
— Нет, — отрезал я. — Будь любезен драться честно и справедливо. Я ослабил штурвал и раскрыл паруса. Постепенно к зеленым огням впереди приблизились слева огни красные. Мы повисли у него на хвосте. Море бушевало между корпусами. «Апельсин-2» перескакивал с волны на волну. Расстояние между огнями становилось все шире. Зеленый огонь исчез за его парусом. Мы оказались с наветренной от них стороны.
— Теперь и покатаемся, — сказал я Чарли сквозь зубы. Море начало светлеть тем странным ультрафиолетовым оттенком серого цвета, который бывает только на рассвете. При свете стало видно, что Жарре опережает нас на двести ярдов. Когда он обернулся, я увидел побледневшее лицо. И вдруг налетело черное облако шквальных дождей.
— Паруса на ветер, — запоздало скомандовал я Чарли, потому что он уже работал, как ненормальный, перетаскивая чехлы по трамполину.
Жарре снова обернулся.
— Крепче! — сказал я.
Порыв ветра ударил в паруса словно большой крепкий кулак. «Апельсин-2» чуть приподнялся и помчался вперед. Корпус поднимался все выше. Я потянулся рукой к бегунку. Опустись, как заклинание, твердил я. Опустись. Пожалуйста. Краем глаза я видел, что наветренный корпус лишь слегка касается воды. У «Апельсина-2» больше не было запаса прочности. Одно дыхание — и все будет кончено.
Я держал курс, не сводя глаз с Жарре. Он знал, что я буду делать. Я собирался зайти с наветренной стороны.
Я видел, как блеснули его зубы, когда он поворачивал штурвал. Элементарный маневр, изучаемый в навигаторской школе: если кто-то пытается перехватить ветер, его надо опередить.
Он зашел с наветренной стороны.
Я продолжал мчаться вперед, словно ничего не видел, он проскочил у меня перед носом. Я слышал, как он отдает команды. Затем я повернул штурвал вправо. Корпус «Апельсина-2» опустился с тихим шлепком. Чарли налег на лебедку и чуть ослабил парус, нос «Апельсина-2» прошел в футе от кормы Жарре. И прежде чем он понял, что произошло, мы отняли у него ветер и обогнали, едва не касаясь его корпуса. И дюйм за дюймом он начал отставать все больше.