Кровавый дракон
Шрифт:
— И из-за чего было огород городить? — удивлённо сказал Дилль. — Может, в тайной комнате есть другая, ещё более тайная комната?
Он обошёл небольшое помещение, постукивая костяшками пальцев по стенам — только пальцы отбил. И в тот момент, когда уже хотел возмутиться тупыми шутками давно умершего мага, заметил тонкую книжку, лежащую на столе.
— О, вот и фолиант! — воодушевился Дилль.
С внезапной робостью он перевернул обложку и понял, что это не книга, а, скорее, дневник. Во всяком случае, текст был неровным и с кляксами — никакой уважающий себя переписчик не допустит подобной небрежности.
— Приветствую тебя, собрат! — склонился над дневником и прочёл он вслух. — Если ты читаешь эти строки, значит, драконья магия
Дилль выпрямился.
— Не свела с ума? Нет, не свела. А должна?
Он опять нагнулся над столом и принялся читать.
«Не знаю кто ты, но ты имел несчастье стать обладателем драконьей магии — другой сюда просто не проник бы.»
— Несчастье, — проворчал Дилль. — Что-то такие откровения начинают наводить на грустные мысли.
"Это дар и проклятье одновременно. Мощь, недоступная обычному магу, и безумие, с которым человеческий мозг не в силах справиться. Да, что я объясняю — без сомнения, ты уже испытал это на себе. Единственное между нами отличие, что для меня уже нет дороги назад.
Я — Адогорд Ситгарский. Сейчас это имя навевает ужас на всех — и на врагов, и на друзей. А всего лишь тридцать лет назад я был обычным магистром огненной стихии, каких наши Академии выпускают по несколько сотен в год."
— Вот были времена, — протянул Дилль. — А сейчас даже один магистр-выпускник редкость. Недаром Адельядо так переживает, что магия гибнет.
«Наверное, через сотню лет я стал бы обычным мастером нескольких стихий. Или, что вернее, погиб бы в очередной войне, как гибли сотни боевых магов. Но судьба распорядилась по-другому. После выпуска из Академии меня откомандировали в войска южного округа, где постоянно была нехватка боевых магов — полудикие кочевники, которых вытесняли с юга некромаги, пытались захватить южную территорию Империи. Однажды во время глубокого разведрейда мы увидели клубы дыма за вершиной холма. Наш отряд приблизился к холму, где и произошла схватка с некромагами. Разведчики погибли все, в живых я остался один. Некромаговская колдунья — последняя из вражеского отряда, пыталась превратить меня в кучу гниющего мяса, но я успел раньше. Разряд из её жезла разорвался рядом со мной. Гниющим трупом я не стал, но правая часть тела была парализована. До ближайшего форпоста Империи было трое суток верхом.»
Дилль сделал паузу. Читать, согнувшись над столом, было неудобно. Он забрал со стола дневник, уселся около стены, опёршись на неё спиной, и продолжил чтение.
«Я приготовился умереть в ближайшие часы, когда на запах пролитой крови соберутся падальщики. И тогда из-за холма появилась она — Ингрис. Огромная золотая драконица, чья чешуя ослепительно сверкала под солнцем. Я понял, что умру не в ближайшие часы, а прямо сейчас. Драконица издала оглушительный рёв, а затем выпустила в мою сторону струю пламени. Жаркий воздух опалил меня — струя драконьего огня ударила рядом, превратив труп колдуньи в пепел. Драконица, наклонив голову, осмотрела меня и отчётливо проговорила на эштигерском наречии „ты не мёртвый маг“. Я удивился — оказывается, драконы вполне членораздельно умеют разговаривать.»
— Да, да, и я в этом убедился на собственном опыте, — поделился с дневником Дилль. — Удивительно, что раньше даже маги об этом не знали.
«Драконица, действительно, умела говорить — примерно на уровне человеческого трёхлетнего ребёнка. Где она выучила эштигерское наречие, я так и не узнал. Её огромная голова ещё некоторое время нависала надо мной, а затем драконица вдруг рухнула. И тогда я увидел, что её левый бок окровавлен и покрыт разводами зеленоватой слизи, а левое крыло сломано и разорвано. Летать она уже не могла, как, впрочем, и ходить. Поняв, что убивать она меня не собирается, я утратил страх и спросил, что с ней случилось. „Неудачное время, слабость, мёртвые маги, схватка“ — вот что ответила она. Я понял, что она сражалась с некромагами в неудачное для себя время. Она сказала, что имя её Ингрис, и что она — королева драконов. Последним, что я от неё услышал, было „Спаси яйцо“, и у неё начались роды. Но как я — наполовину парализованный мог спасти неродившегося детёныша дракона? Ни защитить его, ни позвать на помощь я не мог, но всё-таки зачем-то пополз в сторону хвоста драконицы. Наверное, не будь она ранена, роды прошли бы спокойно и даже безболезненно. Ингрис рычала от боли и конвульсивно дёргала задними лапами, один удар которых мог превратить меня в кровавый комок.»
Дилль поёжился, вспомнив лапы Тринн. Этот Адогорд точно был сумасшедшим, если решился принимать роды у драконицы. Впрочем, сам-то он ничуть не лучше… в пасть залез.
«Ингрис подняла хвост и с глухим рёвом тужилась, пытаясь снести яйцо. Я уже увидел гладкую скорлупу, но тут силы оставили драконицу, и яйцо больше не двигалось. Я подполз и одной рукой пытался достать яйцо. И когда оно полностью появилось на свет, в меня ударило мутное облако. Это была квинтэссенция драконьей магии. Я был вышвырнут из своего тела и превратился в чистый разум. Моё сознание оказалось лабиринте миров, и я побывал в тысячах разных мест — красивых и ужасных. А дорогу в свой мир найти уже не мог. Сколько я там пробыл, не знаю. Мой уставший разум понемногу таял, и я окончательно попрощался с жизнью, надеясь, что прожил её не зря — по мере сил сражался с некромагами и даже помог родиться яйцу дракона. И в этот момент я увидел путь домой — туда, где это новорожденное яйцо находилось. Оно было моим маяком. Так я вернулся в своё тело.»
— Знакомая история, — Дилль перелистнул страницу. — Только в моём случае маяком была здоровенная, как гора, драконица.
«Ингрис была мертва, рядом со мной лежало яйцо, а я… я больше не был парализован. Ко мне вернулись силы, способность двигаться и управлять магией. Но теперь я чувствовал, как во мне вместо жалкого ручейка бушует огненная река. Драконья магия, которую воспринял мой организм, придала небывалые силы и открыла новые горизонты магии, о которых доселе не знал ни я, ни даже признанные мастера. Я чувствовал себя способным не просто защитить новорожденное яйцо от хищников, но и, если понадобится, сровнять этот холм с землёй. Сказать, что я обрадовался приобретённой мощи, значит не сказать ничего. Я ликовал, я вызвал в небе огненный дождь и вскипятил огромный участок реки — просто от избытка сил. Тогда я ещё не знал, какой „подарок“ я получил.»
В комнате стало темно — Дилль, увлёкшись чтением дневника Адогорда, забыл поддерживать световой шар. Восстановив заклинание, он подвесил шар над головой и продолжил читать.
"Я задумался, что делать с яйцом. Сначала я хотел увезти его и вырастить себе ручного дракона, но потом понял, что яйцо у меня отберут для экспериментов старшие маги. Бросить нерождённого детёныша я тоже не мог. Оставался только один выход — спрятать яйцо до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить. Я спрятал его внутри холма. Теперь, обладая гигантским запасом сил и мощной магией, я сделал глубокий тоннель, спрятал под землёй яйцо, погрузив его в поле спокойствия. Теперь под прикрытием защитного поля детёныш мог ждать рождения сколь угодно долго. Я забросал вырытый ход, после чего вызвал небесный огонь. И сам холм, и окружающая его земля покрылись толстой оплавленной коркой — так я замаскировал ход к спрятанному яйцу. Разведчики, что были со мной в отряде, некромаги и даже мёртвая Ингрис — все они превратились в угли.
Я пешком отправился в расположение нашей армии, и на второй день пути мне встретились два дракона. Они летели мимо, но вдруг, словно почуяв что-то, резко изменили направление полёта и приземлились около меня. Сражаться против двух огнедышащих летающих ящеров — верная смерть, но ничего другого мне не оставалось. Однако, драконы не стали меня жечь с воздуха, на смяли ударами лап, а мирно приблизились. Один из них поприветствовал меня, назвав младшим братом. Получив драконий дар, я стал одним из драконов, пусть и в обличье человека."