Кровавый дракон
Шрифт:
Он, разумеется, не дышал — не было такой необходимости. Темнота больше не была для него препятствием — взамен обычного зрения он получил другое мироощущение. Он не испытывал никакой усталости от скрюченной позы, в которой просидел уже долгое время. Он больше не нуждался в сеансах омоложения — его организм теперь не будет стареть. Это были плюсы послежизни. Минус пока был один, хотя и огромный — он потерял свободу распоряжаться умом и телом.
Но размышлять он мог. Мастер Гвинард поневоле ударился в философию — а что ему ещё оставалось? Он размышлял о том, сохранил ли он себя, и пришёл к выводу, что
Чувства тоже остались при Гвинарде. К примеру, он был неимоверно зол на Гилиан, которая сумела обвести его вокруг пальца, как щенка, и на Тернлис, которой он доверился. Да и на весь хивашский Ковен он злился. Но эта злость была эфирной — она не вызывала сердцебиения и прилива крови к голове, как у прочих живых. Гвинард по-прежнему мечтал отомстить Адельядо и королю Юловару, а также наказать бесхребетных глав кланов. Да и, если уж на то пошло, теперь он хотел отомстить любому, кого встретит. Просто за то, что тот может дышать.
Гвинард уже тысячу раз пытался порвать непонятные узы, сковавшие его волю, и в тысячный раз потерпел поражение. Проклятая хивашка обещала обменяться с ним знаниями, но не сделала этого, и сейчас Гвинарду для освобождения остро не хватало сведений о хивашской некромагии. Конечно, даже знай маг, что нужно сделать, он всё равно не сумел бы инициировать процесс без приказа, но ведь когда-нибудь хивашки будут вынуждены разрешить ему пользоваться магией. И рано или поздно он сумел бы найти лазейку, ведь теперь время для него ничего не значит.
Послышался стук открывшейся двери, и в комнату вошли хивашки. Гвинард почувствовал их приближение задолго до того, как они подошли к дому. Он сделал себе зарубку в памяти подумать над этим. Если между ним и хивашками установилась какая-то незримая связь, то когда эта связь будет разрушена, он, возможно, обретёт свободу.
— Вылезай, старик, — послышалась команда.
Гвинард выбрался из бочки, и под ним растеклась лужа скользкого масла. Ему велели снять одежду, и вскоре он стоял перед хивашками обнажённый.
— Хорош, — Гилиан обошла Гвинарда по кругу, стараясь не наступать в масло. — Мы неплохо поработали, сестра. Ну-ка, старик, ответь, ты мечтаешь стереть меня в порошок?
— Нет, — честно ответил Гвинард. Потому что он мечтал медленно вымотать кишки из хивашки, продлевая её мучения так долго, как только это возможно.
— Неужели? — удивилась Гилиан. — Тогда сформулируем вопрос по-другому: ты хочешь убить меня?
— Да, — был вынужден подтвердить Гвинард.
— Прелестно, — рассмеялась старшая сестра. — Но пока я тебе не разрешу этого, уж извини. А чем ты так возмущён? Тебе же сплошная польза от нынешнего состояния. Ты можешь творить заклинания без устали — теперь ограничений на физическую немощь нет. Астральной атаке ты тоже не подвергнешься — твоего разума там больше никто не увидит. Единственная уязвимость — это разложение твоего тела. Но мы сейчас это поправим. Тернлис, приведи три… нет, четыре заготовки.
Пару минут спустя Тернлис привела четверых бездушных. Деловито перерезав одному из них горло, хивашка подставила под бьющую струю крови ведро. Она повторила операцию ещё трижды, и вскоре ведро было заполнено до краёв. Гилиан к тому времени уже приготовила в большом жбане смесь песка и какого-то серого порошка. Тернлис вылила кровь в жбан, Гилиан начала перемешивать смесь, напевая странный неритмичный мотив. Молодая хивашка присоединилась, после чего смесь забурлила и запенилась.
Гвинард с интересом смотрел за действиями хивашек — часть происходящего он понимал, но что за порошок, не знал. А не зная ингредиента, невозможно предсказать результат. Наконец колдуньи прекратили своё странное пение и велели ему встать в жбан и натереться песчано-кровавой смесью. Гвинард послушно выполнил приказ, и когда его тело было полностью покрыто бурой коркой, хивашки начали новый этап колдовства.
Гвинард удивился, почувствовав жжение в каждой части своего тела. Он полагал, что теперь осязание ему недоступно, но происходящее доказывало обратное. Или то, что он сейчас испытывал, не осязание, а какой-то другой способ соприкосновения с окружающим миром, который обычному человеку недоступен? Вскоре ощущение тепла пропало, а колдуньи закончили водить перед ним руками.
— Кажется, готово, — прошептала Гилиан и устало опустилась на пол рядом с трупом бездушного.
Тернлис, уставшая ещё больше, смогла только кивнуть. Прошло несколько часов, прежде чем хивашки смогли подняться на ноги, и всё это время Гвинард стоял не шевелясь, ведь он не получил команды.
— Ну что, старик, теперь ты готов выйти, так сказать, в свет, — усмехнулась Гилиан. — Теперь тебя мама родная не узнала бы. Кстати, Тернлис, сбрей ему эти патлы, а потом мы подумаем, куда его отправить. А ты сам чего бы хотел?
Первым делом он, конечно, желал бы уничтожить этих клятых хивашек. Но поскольку вопрос был не прямой, Гвинард имел возможность умолчать об этом.
— Я хочу отомстить всем ситгарцам. В первую очередь, Адельядо и королю.
Гилиан и Тернлис переглянулись.
— Нет, пожалуй, время ещё не настало. И королевский дворец, и Академия сильно защищены. Даже ты не сможешь справиться со всеми.
— Академия сейчас опустошена, — возразил Гвинард, и мысленно порадовался этому крошечному успеху — значит, у него всё-таки есть шансы сопротивляться. — Адельядо отправил всех боевых магов в армию, как это всегда бывает в случаях войны. В ней осталась только обслуга и наставники, да и то не все.
— А ты сможешь незаметно пробраться в Академию?
— Да, — уверенно ответил Гвинард.
— А провести нас?
— Нет. Вы не маги. Вы там погибнете.
Гилиан улыбнулась и сказала:
— Тогда иди, и пусть Академия станет обителью Великой Госпожи. Жизни магов для неё особенно ценны.
* * *
Ситгарская армия отступала к городу Морано — столице провинции клана Цапли. После битвы при Арьене, генерал Куберт пошёл на военную хитрость: глубокой ночью он отдал приказ сниматься и уходить, а в лагере оставить роту добровольцев, которые должны были до утра поддерживать костры, кричать и бить в барабаны. Наутро король Энмунд на месте ситгарской армии увидел только догорающие костры, и в дикой ярости приказал начать преследование.