Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945
Шрифт:
Не только различные фронтовые газеты, но даже «Правда», орган Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, вынуждена была прийти на помощь политическим агитаторам. Леонид Соболев, известный советский публицист, в своей статье, опубликованной в сентябре 1944 года, уделил внимание положению в Румынии. Сатирически и снисходительно описывал он в своей статье «поверхностность, пошлость и коммерциализм» Бухареста, «униженное лакейство» перед Красной армией, «хорошо одетых людей в уличных кафе», многочисленных торговцев и спекулянтов. «Бухарест не является типичным румынским городом. В Констанце проживают 80 ООО человек, однако там нет ни одного театра, ни единого концертного зала, не выходит местная газета и только две школы-семилетки и две десятилетки. Солдаты! Нам придется пройти еще по многим иностранным государствам. Ваши глаза часто могут быть ослеплены. Но не позволяйте обмануть себя этими внешними признаками так называемой цивилизации. Думайте о том, что истинной является та культура, которую вы несете в себе. <…> Когда закончится война, другие народы снова заживут своей собственной жизнью, но в их сердцах всегда будут жить воспоминания о вашем человеческом величии, останется память о душе советского народа…» Низины Румынии, продолжал он, истощены веками возделывания, и все имущество, добытое разбоем, свозилось в Бухарест. «Спокойно, с иронической усмешкой на губах, ходят наши солдаты по этим роскошным улицам. <…> Румыны дрожали при мысли о том, что в город ворвутся эти «русские звери». Им мерещились убийства, разбой и насилия. Однако ничего подобного не произошло. <…> Несколько бандитов в советской форме, которых схватили на месте преступления, оказались румынскими дезертирами…»
Однако на самом деле все обстояло далеко не так просто. В громадной, несколько миллионов, русской армии (в начале 1945 г. на советско-германском фронте Красная армия имела, без учета резервов Ставки, 6,7 млн чел. (против 3,7 млн чел. в немецких и венгерских войсках). – Ред.) было достаточно много солдат, которые воспринимали политику освобождения народов Восточной Европы от фашистского ига на собственный лад. Ослепленные расточительной – по их понятиям – жизнью людей Центральной и Юго-Восточной Европы, они пытались поправить и свое собственное благосостояние. Наряду со словами «свобода» и «хлеб» команды «давай часы!» и «давай деньги!» стали первыми русскими словами и выражениями, которым румыны, югославы, венгры и словаки научились от красноармейцев.
Грабежи и разбои принимали во многих местах немыслимые размеры, и дезертиры – число которых росло по мере продвижения в Центральную Европу в ужасающих масштабах – доставляли военному и политическому руководству армий немалые проблемы. Ему приходилось размещать в занятых тылах целые подразделения НКВД, чтобы иметь возможность совладать с бандами дезертиров. «Я своими глазами видел, когда мне приходилось бывать в глубинке, – писал Имре Ковач, ярый противник нацистов и лидер венгерской Крестьянской партии, – тысячи пойманных русских дезертиров. Где бы я ни появлялся, в каждом крупном селе и в каждом небольшом городе, мне доводилось видеть их и слышать голоса этих дезертиров, доносящиеся из мест их заключения. Они молили о хлебе, воде и сигаретах. Общая суровая судьба побуждала их сбиваться в своего рода сообщества, и, пока их ловили, эти бандформирования блуждали по стране. Порой им удавалось держать в страхе целые комитаты. Они поселялись в опустевших крестьянских дворах, лесах, охотничьих избушках, создавали службу наблюдения, оборудовали оборонительные позиции, даже минные поля и давали отпор патрулям и частям НКВД. Запуганное население снабжало их продуктами, которых им постоянно не хватало. Они вымогали еще деньги и напитки, похищали женщин и создавали трофейные «общаки». На любое сопротивление они отвечали огнем из оружия…»
Вполне понятно, что в Ставке Верховного Главнокомандования в Москве достаточно быстро поняли, что подобные «освободительные методы» не смогут усмирить покоренные страны, но вызовут партизанское движение, которое нанесет удар в спину сражающимся войскам. При этом командование желало также провести некую грань между «заклятыми врагами» – немцами и их союзниками. Поэтому Государственный Комитет Обороны СССР (своего рода высший орган управления страной во время войны) принял 27 октября 1944 года историческое решение, согласно которому Красная армия вступала в Венгрию не с целью оккупации страны, не для аннексии тех или других ее частей и не для изменения существующего общественного строя, но только из военной необходимости, «не как завоеватель, но как освободитель венгерского народа от немецко-фашистского ярма».
После этого решения военный совет 2-го Украинского фронта обратился с особым воззванием к венгерскому народу. Все советские военные органы и политические отделы развили энергичную деятельность по претворению в жизнь решения Москвы, которое должно было сохранять свою актуальность на всем протяжении ведения боевых действий на территории Венгрии. «Особое внимание при этом они уделяли требованию устанавливать корректные отношения между советскими солдатами и венгерским населением», – говорится в «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза». «Военный совет 53-й армии писал в своем обращении к солдатам: «Чувство мести к врагам мы должны обрушить на головы главных виновников этой кровопролитной войны. <…> Ни в коем случае не следует путать венгерских трудящихся, вдвойне угнетавшихся германским и венгерским фашизмом, с преступным венгерским правительством». В приказе командующего 2-м Украинским фронтом от 30 октября мы читаем: «Следует с величайшей ненавистью бить и уничтожать врага, но к мирному населению следует относиться со всей справедливостью». После этого все командиры, политические органы и партийные организации стали принимать все меры по воспитанию и укреплению в солдатах чувства пролетарского интернационализма. Этот вопрос обсуждался на партийных и комсомольских собраниях, на совещаниях командиров частей и соединений и в речах пропагандистов. Агитаторы снова и снова поднимали его в своих статьях во фронтовых, армейских и дивизионных газетах, публикуя в них статьи об образцовом поведении солдат социалистической армии за границей.
В действительности все это были совершенно необходимые, но вынужденные шаги, поскольку грабежи и насилия в стране лишь время от времени стихали, но никогда не прекращались полностью. В целом же количество всех этих эксцессов было значительно меньше (даже если они тяжелее воспринимались населением), чем в армиях Жукова (1-й Белорусский фронт), Конева (1-й Украинский фронт) и Рокоссовского (2-й Белорусский фронт) в Восточной Германии.
Особенно печальной главой были отношения красноармейцев с женским населением покоренных стран. Писатель Лайош Зил ахи, бывший после окончания войны долгое время председателем Общества венгеро-советской дружбы и живущий ныне в Соединенных Штатах, так написал об этом в одной из своих книг: «Понимание чести женщины примитивным русским солдатом совершенно противоположно нашему пониманию. Некоторые из этих солдат происходят из племен, живущих в тундре или в киргизских степях, где муж, принимая путника или незнакомца, зашедшего в качестве гостя в его хижину, предлагает ему вместе с сырым замороженным мясом и кумысом также и лоно своей дочери или жены. Дикий половой голод бушевал в советских солдатах оккупационной армии. Женщина была самой важной и нужной ему добычей. Но даже в рядах этой армии были разные люди. Я сам видел, как один пожилой солдат ударом кулака сбил на землю пьяного майора, своего командира, и утешал перепуганную девушку, прижав ее к своей груди: «Не бойся, барышня, у меня тоже есть дочь пятнадцати лет».
Разгул солдат особенно бурно проявлялся в глубинке – бойцы Красной армии в течение нескольких лет были оторваны от семей, поскольку в ходе войны отпуск им, как правило, не предоставлялся, – и это еще долгое время отягощало отношения между венграми и русскими. Однако эта тема долго была табу в Венгрии, о ней должны были молчать даже коммунистические писатели. «Когда я на одной из встреч венгерских писателей коснулся этой темы, – рассказывал лауреат Сталинской премии Тамаш Ацел, – Матьяш Ракоши, генеральный секретарь компартии, раздраженно бросил мне: «Ах, да оставь эти глупости! Для чего писать об этом? В Венгрии есть три тысячи общин. Скажем, в каждом селе были изнасилованы три женщины. В общей сложности это девять тысяч женщин. Что, это так много? Стоит ли из-за этого поднимать шум? Вы, писатели, не знаете закона больших чисел!» Так что мне пришлось закончить свой роман в соответствии с точкой зрения партии.
Такое отношение красноармейцев к местному населению было характерно не только в Венгрии, но и в соседних странах. Биограф Тито, Дедиер, сообщает: «В последние дни войны отдельные части Красной армии принимали участие в наших операциях против немцев. <…> Везде, где они проходили, слышался женский плач. Женщины подвергались домогательствам, многие были изнасилованы, доходили слухи об убийствах и ограблениях. Поначалу мы представляли эти случаи населению как отдельные случаи, но число преступлений не становилось меньше». Все подобные случаи – когда конфликт между Советским Союзом и Югославией достиг своего максимума, то есть в начале 1953 года, – были описаны в подготовленной к выходу «Белой книге», в которой с подзаголовком «Злодеяния под покровом социализма» содержались многочисленные свидетельства очевидцев и тяжелые обвинения. Поскольку после внезапной смерти Сталина книга так и не была опубликована, эти свидетельства не стали достоянием гласности, хотя отдельные ее оттиски и были тайно переправлены на Запад.
Как и в частях 2-го и 3-го Украинских фронтов, так и в переваливших через Северные Карпаты русских войсках общая дисциплина солдат была не лучше. Один словак, кавалер русского ордена Боевого Красного Знамени и майор чехословацкого 1-го армейского корпуса, рассказал автору в ответ на вопрос последнего, что чехословаки также имели подобные проблемы, как и во всех странах, где прошла Красная армия, и защищали местное население от эксцессов. «Поначалу мы пытались бороться с подобными случаями, докладывая командирам подразделений для принятия теми штрафных санкций. Видя же, что это не помогает, мы сами взялись за оружие. С этого времени для населения наступил покой, поскольку на всякие попытки учинить бесчинства мы отвечали оружием!» – «Но разве у вас в этом случае не было неприятностей с русской комендатурой?» – «Никогда, – был ответ офицера, в настоящее время живущего на Западе. – Мне кажется, многие из них сами стыдились поведения своих солдат».
Поскольку военное командование было не в состоянии совершенно замолчать творимые солдатами бесчинства, оно решило прибегнуть к уловке. На обвинения красноармейцев в творимых ими злодеяниях уполномоченные армией органы ответили, что это вполне может быть делом рук говорящих по-русски людей, одетых в русскую форму, но не относящихся к Красной армии. Это якобы могли быть власовцы, члены Русской освободительной армии, служившие в германском вермахте под командованием генерала Власова, которые теперь – чтобы разрушить добрые отношения между Красной армией и населением – занимаются партизанщиной в тылу русских войск. То обстоятельство, что военнослужащие власовской армии вообще не участвовали в боях в Венгрии, а в других местах сражались только в составе ограниченных частей, командование совершенно не смущало. У него и без того хватало забот – было необходимо восстанавливать жизнь в тылу и обеспечивать снабжение сражающихся войск. Красная армия не везла за собой никакого обоза, но жила, как позднее выразился командовавший войсками союзников после войны в Австрии, генерал Марк Кларк, «главным образом дарами той страны, которой овладела». Уже цитировавшийся Имре Ковач смог провести свое собственное исследование этого вопроса и получил соответствующие цифры по одной только Венгрии. Он установил, что Красная армия не везла с собой из Советского Союза ни зерна, ни мяса. Она реквизировала в Венгрии 4 миллиона тонн пшеницы и кукурузы, 500 тысяч лошадей, 2,2 миллиона свиней, 1,5 миллиона овец, 1,2 миллиона голов крупного рогатого скота, 18 миллионов кур и других птиц, несколько миллионов литров вина и спиртных напитков. Но интересы «трофейных команд» не ограничивались только продуктами питания. Они изымали и отправляли в Москву ценнейшие документы из государственных архивов, среди которых были даже боевые знамена времен венгерской демократической революции 1848–1849 годов. Особая группа занималась банками, богатства которых были изъяты и вывезены. (Ущерб, нанесенный венграми на оккупированной советской территории в 1941–1944 гг., был многократно большим. – Ред.)