Кровавый глаз

Кристиан Джайлс

— Это все потому, что в те дни еще не было шерсти, из которой можно делать паруса, — насмешливо заметил Бьярни. — Тогда боги еще не сотворили овец!

Эти слова вызвали дружный взрыв хохота, продолжавшегося до тех пор, пока у всех мореходов глаза не стали мокрыми от слез.

Одно только присутствие на борту «Змея» будоражило мне кровь. Я наслаждался ощущением того, как с каждым ударом весел вибрировали доски, уложенные внахлест, из которых была сделана обшивка судна, низким гудением такелажа на ветру, тем, как дракар бороздил океан, напоминая какое-то

огромное морское чудовище. Название «Змей» очень ему шло. Я стоял на носу судна, ныряющего вниз и взлетающего к небу, ловил лицом брызги, слизывал соль с губ и радовался тому, что меня больше не терзала морская болезнь, которая выворачивает наизнанку тех, кто не привык к штормам. Я смотрел на этих воинов, суровых жителей Севера, и восторгался их верой в самих себя. Они были повелителями океана и стихии, по крайней мере стремились к этому. Мне казалось, что каждый из них был укутан невидимым покрывалом, дающим уверенность в своих силах. Тем не менее в этом, наверное, не было ничего сверхъестественного. Эти люди несли с собой великое прошлое. Они были хозяевами моря, хранителями древних познаний, доставшихся им от их отцов и всех тех, кто жил до них.

Я подозревал, что даже Эльхстан потихоньку начинал свыкаться с нашей судьбой. За долгую жизнь ему ни разу не приходилось ступать за межевые камни, обозначавшие границы нашей деревни, но сейчас он подставлял лицо ветру, и в уголках его тонких губ играла улыбка. Мне оставалось только гадать, куда уносили старика мысли. Почувствовал ли он наконец себя свободным от пут, стал ли тем орлом, о котором говорил Свейн, парящим высоко над землей, вдали от людских забот, где возраст и слова не стоят ничего по сравнению со свободой духа?

Мы снова повернули на восток. Свежий северо-западный ветер гнал дракары вдоль южного побережья. Порой я видел россыпи белых скал, источенных волнами. Они иногда напоминали мне Эбботсенд, на протяжении двух лет бывший моим домом. В эти моменты меня поражал тот самый страх, который я испытал, увидев людей, еще не знакомых мне, выходящих на берег с огнем в глазах. Я по-прежнему боялся их, но больше не мог ненавидеть, несмотря на ужас и кровь, принесенные ими в Эбботсенд. Теперь, когда я находился среди норвежцев, когда их смех наполнял мой слух, вспоминать все это было гораздо труднее.

Ближе к вечеру, словно отвечая на недовольное урчание наших голодных желудков, Сигурд прошел на середину корабля, встал там и подбоченился. Широкая усмешка разделила его светлую бороду.

— Я заметил, что кое-кто из вас гребет, как бабы! — рявкнул он, и воины откликнулись руганью на слова ярла. — Если Ньорд решит, что у «Змея» слабая команда, то он опять захочет забрать корабль себе. Ведь этот старый злобный ублюдок привык поступать именно так, правда, годи?

Асгот торжественно кивнул. Некоторые скандинавы схватились за амулеты и рукоятки мечей, призывая удачу.

— Значит, нам нужно снова наполниться силой. — Сигурд согнул левую руку, унизанную браслетами, так что вздулись бугры мышц. — Кто из вас не прочь отведать сочной говядины?

Воины откликнулись

восторженными воплями. Я поймал себя на том, что улыбнулся, но тут вспомнил селян, убитых в Эбботсенде, и у меня внутри все оборвалось.

— Кнут! — окликнул рулевого Сигурд. — Правь к берегу, к тому месту, где громоздится китовая туша. Мы высадимся там, если такова будет воля Одина.

Я посмотрел в ту сторону и увидел холм, поросший травой и рассеченный быстрым ручьем, который впадал в море, вздымая клубы пены.

— Бьорн, Бьярни, уберите Йормунганда, — распорядился ярл.

Так скандинавы называли голову дракона с тусклыми красными глазами, возвышающуюся на носу дракара и названную в честь змея, который, по их поверьям, обвивал землю. Бьорн и Бьярни подхватили зловещую резную фигуру.

Сигурд хлопнул Улафа по плечу.

— Сегодня мы не будем пугать духов земли, мой друг, — сказал он, повернулся к воинам и пролаял еще несколько приказаний.

— Мы пристаем к земле, Эльхстан, — сказал я, — чтобы разжиться свежим мясом.

Нескончаемая работа веслами сделала старика бледным как смерть. Я решил больше не давать ему грести.

— Полагаю, нам тоже достанется по кусочку этого кита, если только он не протух.

Эльхстан нахмурился, и я понял его мысли. Если бы поблизости имелось селение, достаточно большое для того, чтобы его жители могли пустить кровь из носа Сигурда, то от морского гиганта, выброшенного на берег, уже остались бы одни кости.

— Быть может, его выбросило лишь сегодня утром, — заметил я, однако Эльхстан лишь жалобно простонал что-то невнятное.

Старик был явно недоволен тем, что ярл Сигурд проявлял уверенность в своих действиях. Мы приблизились к берегу, и я увидел белых чаек. Они кружились над огромной тушей и время от времени отвесно падали на нее. Вскоре нам стали слышны их крики. Воздух наполнился запахом зеленых скользких водорослей, выплеснутых волнами на берег.

Возбужденные скандинавы проверяли оружие, расчесывали бороды и заново заплетали косы, слипшиеся от соленой воды.

Улаф подошел к Эльхстану, сидевшему на своем месте, и посмотрел на него сверху вниз, почесывая подбородок.

— Сигурд говорит, что старик должен проверить кормовой шпангоут, — сказал кормчий. — Доски транца я заменил, но шпангоут треснул во время ночного шторма, а мы направляемся к берегу. От одной только мысли о том, что англичанин прикоснется к «Змею», у меня внутри все переворачивается, но что я могу поделать? Наш судовой плотник Арнкель был убит в вашей вонючей деревне.

Я кивнул и перевел его слова Эльхстану. Старик поперхнулся и беспомощно поднял руки.

— Понимаю, ты не судовой плотник, но сможешь выполнить эту работу, — сказал я и положил руку на плечо мастера, чтобы успокоить его.

Насколько мне было известно, Эльхстан ни разу не плавал ни на чем, кроме плоскодонной рыбачьей лодки. Поэтому он отчаянно затряс головой.

— Хотя бы притворись, что знаешь, как починить эту штуку, — прошипел я, чувствуя затылком взгляд ярла Сигурда.